Вокруг света 1967-08, страница 43

ночи — это они, конечно, всегда знали, других же измерений времени для них не существовало. Зато мои ученики куда более чутки к разным явлениям природы, чем белые австралийцы. Ведь такой ребенок способен прочитать в пустыне тысячи знаков. Отпечаток ноги расскажет ему больше, чем нам чье-либо лицо. Он знает, какие птицы и животные безошибочно приведут его к водопою, знает, какие растения съедобны и как их искать. Туземцы никогда не погибнут в пустыне от голода... Вы считаете наилучшим решением вопроса создание смешанной школы, где дети передавали бы свои навыки друг другу? Быть может. Но до тех пор, пока туземцы будут «подопечными государства», эта идея вряд ли осуществима.

Жизнь на грани двух цивилизаций навязывает туземным детям целый ряд глубоких конфликтов. Возвращаясь вечером в поселок, ребенок — человек сравнительно грамотный, — естественно, попадает под опеку матери, а та живет привычками племени. Бывает так, что мать велит дочери носить новое платье, надев его на старое. Кстати, именно одежда стала важным элементом перехода из одной жизни в другую, или, если угодно, из одной эпохи в другую.

Еще более серьезные конфликты возникают в отношениях со старейшинами племени. По традиции старейшины — источник всякого знания и мудрости. Но ведь они почти все неграмотны и исполнены недоверия к новой «магии», которой мы учим в школах. Если они сочтут, что молодое поколение недостойно знания их вековых тайн, они могут унести их с собой в могилу. Даже тем ребятам, которые жаждут знаний о внешнем мире, трудно, даже невозможно свыкнуться с мыслью, что они могут оказаться вне собственного племени. Чувство это возрастает особенно с приближением дня посвящения в мужчины.

Обряды эти у разных племен не одинаковы. Обычно они заключаются в определенных процедурах, совершаемых с телом юноши: ему выбивают зуб, или совершают обрезание, или испещряют тело надрезами, после которых остаются глубокие шрамы. Поляк Антосевич, живущий в Элис-Спрингсе и поддерживающий тесный контакт с окрестными племенами, рассказывал мне,

что аборигены без малейшей анестезии, дезинфекции или даже перевязки заостренной костью кролика совершают такие ритуальные операции, которые, пожалуй, были бы серьезным испытанием даже для хирурга, оперирующего современными инструментами. Он же рассказывал мне, что молодые аборигены, работающие на железной дороге, сравнительно быстро осваивают английский язык и технику работы. Могло бы показаться, что ассимиляция их неизбежна и что племенные обряды теряют над ними свою власть. Но аборигены могут неожиданно исчезнуть ночью, и даже невозможно определить, добровольно ли они ушли или были уведены сородичами...

Мне кажется, что главный порок существующей ныне системы просвещения для детей аборигенов — это неуверенность в том, какая судьба ожидает их после окончания школы. Конечно, в Австралии, испытывающей недостаток в рабочей силе, какое-то количество темнокожих юношей может найти работу прежде всего у скотоводов. Кое-кто из грамотных чернокожих найдет для себя работу в городе, ну, а остальные?..

«ТВОЯ УБИЛ, ИНСПЕКТОР!»

Еще полтора века назад австралийская полиция начала использовать в качестве сыщиков темнокожих аборигенов, наделенных необыкновенной способностью идти по следу. Живущее охотой население этой, быть может, наименее гостеприимной части мира должно было научиться выслеживать любую живность — отсюда и передававшаяся из поколения в поколение феноменальная способность черных охотников прочитывать след. Да, да, именно прочитывать, и притом с такой легкостью, с какой мы, например, читаем чуть поблекшую от времени напечатанную на машинке рукопись.

У аборигенов никогда не было лошадей, и догонять зверя им приходилось, как говорится, «на своих двоих». Поэтому в них выработалась просто невероятная выносливость и способность чрезвычайно быстро двигаться. Известны случаи, когда в течение дня один охотник пробежал 150 километров, а другой за неполную неделю прошел около 600 километров, съев при этом и выпив столько, сколько белый человек

съедает и выпивает в течение суток. По сей день не исследованы особенности их организма, позволяющие им спать голыми на земле или часами бежать по пустыне под палящим солнцем.

Ни один полицейский патруль не отправится в пустыню Кимберли без следопыта-аборигена. Следопыт обладает фотографической памятью; полет птицы или след, оставленный змеей, служат для него ценной информацией, которую он фиксирует на карте района, с детства запечатленной в уме. Плоский камень, прежде чем его перевернул проходивший здесь человек или двигающийся большими прыжками кенгуру, пролежал в пустыне несколько столетий, и теперь глазам предстала та его сторона, которая до сих пор была укрыта от солнечных лучей, а следовательно, имеет иной оттенок. Эту разницу в оттенке не приметит и не отличит ни один белый человек. Зато она послужит важным элементом в той картине событий, какая молниеносно складывается в голове идущего по следу коренного австралийца.

Указателем послужит и песчинка, которую он заметил на листке куста, и примятый стебелек травы. Для него нет на свете двух людей с совершенно одинаковой походкой. Он скажет про человека, которого выслеживает, в каком тот состоянии — полон сил или устал; худ он или упитан; он способен точно описать человека, которого никогда не видел в глаза.

Один из моих земляков-поля-ков, которого судьба занесла в штат Южная Австралия, несколько раз принимал участие в розысках заблудившихся и лично наблюдал черных следопытов за работой. Он рассказывал мне:

— Следопыт видит не только то, что уже произошло, но способен предсказать, как поведет себя дальше тот, кого он ищет.

У австралийских племен великолепная связь. На небольшом расстоянии они передают сообщения с помощью стука — ударяя друг о друга деревянные кружкй. Это нечто вроде азбуки Морзе, причем «передача» осуществляется с невероятной скоростью. Переговоры на далеком расстоянии ведутся с помощью дымовых сигналов. Хворост дает огонь, мокрые листья — дым, а циновка, сотканная из травы, придает клубам дыма соответствующие очертания. Создается нечто вроде идеограмм, передающих условны-

41