Вокруг света 1967-08, страница 42

ли» с острова на остров через нынешнюю Индонезию; быть может, перешли по какому-нибудь перешейку, который позднее был залит океаном. Один из ученых обратил внимание на то, что названия многих австралийских поселений на языке аборигенов представляют собой как бы описание данной местности, если смотреть с северной стороны. Отсюда возникло предположение, что древние пришельцы действительно продвигались в глубь материка с севера.

Племена эти говорили на нескольких десятках языков, и языки эти отличались друг от друга так же, как, к примеру, любой славянский отличается от венгерского.

Туземцы не возделывали земли, не имели, кроме собак, никаких домашних животных, не знали металлов. Женщины вместо нитей плели пряжу из собственных волос. Туземцы не ведали, что такое лук. Им было чуждо Гончарное дело; в качестве сосудов они использовали раковины больших морских моллюсков или, если племя жило в глубине материка, выплетали искусные кувшины из тростника или коры деревьев.

«Дикари», — думали о них переселенцы из далекой Европы. Но именно подобный образ жизни как нельзя лучше подходил к той среде, в которой они жили. В стране, подверженной засухам, дома, как и другие атрибуты привычной нам цивилизации, привязывали бы жителя Австралии к определенной местности, лишая его возможности быстро передвигаться с места на место в погоне за пропитанием, отчего его шансы выжить значительно уменьшались.

И сегодня путешественник, едущий на автомобиле, увидит возле Элис-Спрингс табличку с предостережением: «Внимание! Проверьте ваш запас провизии, горючего и воды. Ближайшая лавка находится в Кульгере — 168 миль к югу». А для пущей наглядности возле шоссе поставлен остов машины, в которой за рулем сидит скелет лошади, а на заднем сиденье вместо пассажира красуется скелет коровы...

Это напоминание об австралийских пространствах не для местных жителей. Они жили здесь тысячелетиями во времена, когда не было никаких магазинов и никаких автомобилей. Зато они наделены врожденным чувством связи с землей. Охранявшие их духи отвечали за все живое на

земле, а следовательно — за людей, животных и растения. Самым большим преступлением аборигены считали нарушение без особой нужды гармонии природы. Потому-то никогда они не уничтожали больше того, чем это было необходимо для утоления голода. Они никогда не шли войной на соседей, чтобы захватить их землю, никогда не устраивали праздников обжорства, если у соседей в это время был голод.

Белые переселенцы принесли к ним болезни, которых они никогда прежде не знали. Насморк у нас — всего лишь неприятность; там он способен убить. То же самое можно сказать о коклюше или свинке. Мы не располагаем данными, относящимися к более далеким временам, но и то, что нам известно о сегодняшнем дне, выглядит невесело. На Северной территории 36 человек из каждой тысячи аборигенов больны проказой, 20 процентов умерло от туберкулеза, еще больше — от истощения.

ПРОЩАНИЕ С БУМЕРАНГОМ

Аборигенов гонит с их земли не только засуха. Ее-то они не слишком боятся: то ли еще бывало на протяжении веков. Но когда в австралийском буше вырастают буровые вышки, когда огромные территории выделяются под новые полигоны для испытания ракет — черные люди вынуждены уходить навсегда.

Якобы с целью охраны аборигенов для них создали резервации. Некоторые из них совсем небольшие, другие громадные. Так, например, Арнхеймленд соответствует по величине Бельгии.

Туристы создали рынок «туземных сувениров». Это побудило аборигенов взяться за изготовление бумерангов, которые никогда не полетят, и копий, на острие которых гонцы в свое время переносили через пустыни известия, но которые теперь идут на украшение квартир. Впрочем, фабричные бумеранги во много раз дешевле тех, что делаются вручную...

Лишь очень немногие из австралийских туземцев находят для себя место в этом мире, главным образом в качестве уборщиц или рабочих на автостанциях.

Жизнь черных людей в резервации построена по принципу «молись и работай». Те, чьи пред

ки ели, когда были голодны, и пили, когда испытывали жажду или находили источник, а спать ложились, когда испытывали к тому желание, — эти люди теперь живут по звонку. Утром звенит звонок на завтрак, потом он звенит, подавая команды в течение всего дня.

В огромных чанах дубятся кожи змей, ящериц и кенгуру, изловленных жителями резервации. Вонь разлагающегося мяса невыносима. Молитва, свежевание туш, снова молитва, еда, пакование кожи в ящики, за которыми приезжают купцы из больших городов, снова молитва, ужин, сон...

Отдых. На иссушенной солнцем земле лежат одетые в хлопчатобумажные выцветшие одежды старики, мужчины и женщины... Дремлют или равнодушно смотрят прямо перед собой. Вокруг них бродят собаки, исхудалые, покрытые лишаями. Собаки изнывают от зноя, со свисающих языков течет слюна, запавшие бока тяжело раздуваются. «Мы хотели уничтожить собак, потому что они разносят всяких паразитов, но чернокожие не позволяют, они делятся с собаками своей едой», — говорит сторож. Ненужных людей и ненужных собак держат вместе.

Подходим к школе. Сейчас как раз перемена. На доске осталась не стертая после урока надпись: «Иисус меня любит».

Во дворе под довольно мрачные звуки диковинного инструмента танцуют мальчики. Звукам вторят ритмические хлопки в ладоши и голоса. Танец-импровиза-ция — это рассказ о том, что происходило в последнее время в школе и дома. Иногда слова на минуту затихают: это запевала утратил нить повествования... Все смеются и танцуют дальше.

Учительница, молодая женщина в безукоризненно чистом белом платье, спокойно и серьезно рассказывает о своих учениках:

— Неправда, что черные дети не способны к учебе. Я бы сказала, что они схватывают все быстро и легко, но иначе, чем белые дети. Например, я заметила, как трудно им ориентироваться во времени. При упражнениях на память они с легкостью прочитывают и запоминают, в каком положении стоят на циферблате стрелки часов. Но они совершенно не связывают этого со временем. Ведь в жизни их предков время не имело никакого значения. Времена года, смена дня и

40