Вокруг света 1967-11, страница 37

цы, нам жали наперебой руки, и усатый командир отряда, крякнув, с улыбкой сказал:

— Вот это я понимаю... Выскочить живыми от басмачей!..

Вскоре почти вся банда сложила оружие. И мы вместе с пограничниками помогали бескровной ликвидации басмачей...

И вот мы вновь едем мерным, спокойным шагом, едем каждый день с утра и до тьмы, продолжая так неожиданно прерванный путь в каменные кладовые Памира. Я втянулся в экспедиционную жизнь. Нагнешься, переезжая вброд какую-нибудь речушку, зачерпнешь кружкой воды, достанешь из кармана добрый кусище сахару, макаешь его в ледяную, чистую, как бесцветное пламя, воду, сосешь сахар, запивая маленькими глотками. И чувствуешь, как усталость проходит. А киргизская мохнатая, лохматая, маленькая лошаденка несет тебя неустанно через бесконечный Памир. Едешь ущельем, слышишь: свистит сурок — приятно. Если свистит сурок, значит там никого, кроме сурка, нет. Иначе он сидел бы в своей норке... И каждый поворот пути, каждая прожитая минута в этом краю дарят бесконечно разнообразные вариации одного и того же чувства. Его можно бы назвать опьянением от проникновения в тайны первозданного мира...

Нас опять трое, геологи: Юдин, Хабаков и я. Вечерняя темнота выбирает нам место для лагеря; мы развьючиваем, расседлываем лошадей, ставим палатку и валимся в сон, забывая о холодном ветре. Спим по очереди, один из нас бродит с винтовкой, преодолевая усталость, вглядываясь в свистящую тьму.

Еще в Хороге мы собирали сведения о памирских камнях. Жители гор хранят в памяти облеченные в легенды, зачастую очень ценные для геолога данные. В последующие годы по рассказам местных стариков мы обнаружили не одно месторождение. Например, ртуть. В тот же год нам рассказали следующее: «Есть ляджуар. С давних времен неприступная скала охраняет его. Очень давно сюда приходили из Индии кафиры, чтобы добывать синий камень. Но скала с ляджуаром отвесна и высока. Веревок и лестниц не было, да и разве хватило бы их? Это место так высоко, что там вечный холод. Кафиры резали скот и прикладывали мясо к скале, кровь замерзала, и куски примораживались, образуя лестницу. Но не хватило скота, и тогда кафиры — проклятье им! — стали резать наших людей. И хватило людей. Они достигли ляджуара. Только однажды собрались наши дехкане и перебили всех кафиров, и больше никто не пытался добывать ляджуар. Это священное место, никто не знает его, а кто узнает — погибнет. Не надо его искать, не надо туда ходить. Только безумец может искать свою гибель».

Но мы продолжали расспрашивать, и вот один охотник показал нам образец памирского ляджуара. Камень был синь и чудесен. В Индии, в древнем Иране жгли этот камень и растирали в тонкий порошок. Смешивали порошок со смолой, воском и маслом, промывали, и тогда оседала краска тончайшей синей пылью. Лучшие художники писали свои полотна этой драгоценной цвета индиго краской. Только два месторождения хорошего лазурита до нашей экспедиции было известно в мире: одно — в Восточной Сибири, другое — лучшего качества — в Афганистане. Но афганцы так охраняли его, что за сто лет туда удалось проникнуть лишь одному европейцу.

Выбравшись из Хорога и процокав дорогой и тро

пами, врезанными в синюю тень абрикосовых садов, мы двинулись вверх вдоль течения Шахдары. Река, придавленная скалами, ворочая камни, глухо шумела. Тропа местами сужалась, норовя не пропустить навьюченную лошадь. Переезжали вброд рукав Шахдары. Десятиверстная карта может подсказать немногое. Здесь не был ни один исследователь, и на карте значится: «Пути нанесены по расспросным сведениям». Найдем ли мы ляджуар? Не миф ли все это?..

Никакой тропы уже нет. Вокруг чертовщина остроугольных глыб. Каждый камень равен хорошему кирпичному дому, грани самых мелких больше квадратного метра. Словно кто-то бросил город на город, и оба рассыпались вдребезги, и не осталось от них ничего, кроме непомерной груды обломков. За весь последний переход мы отдыхали лишь четыре раза по пять-десять минут, отдыхали тогда, когда руки, одеревенев, отказывались сгибаться. Тогда, припадая губами к ручью, мы пили чистейшую ледяную воду. Мы спешили. Сезон подходил к концу, а не завершена была еще съемка «подшефного» района — основная наша работа. Ведь поиски синего камня были сверхпрограммным заданием.

Раз Юдин нагнулся и с торжествующим молчанием передал мне крошечный камешек. Ляджуар? Да, голубой ляджуар. И мы пошли еще быстрее, словно усталости не существовало.

Остановились у большого камня. Он налег на другие, образовав подобие низкой пещеры. Дальше идти не было сил. Надо было ночевать.

...Мне не хотелось просыпаться. Но когда в вышине этот мир рассекла розовая полоска вечных снегов, когда дрогнула лунная прозелень, я понял, что не сплю. Мы встали и вышли, оставив под камнем наши полушубки и одеяла. Хорошо, что сегодня ясный, чудесный, безветренный день; если б ветер — на нас бы сверху сыпались камни, мы не сохранили бы равновесия, мы бы окоченели и высота сразила бы нас. Когда спиралями опетлив скалу, мы одолели ее и взобрались на вершину, мы увидели перед собой нагромождение глыб и камней и в хаосе — полосы неба... Небо? Какое же небо, если сразу за хаосом, над нами — мраморная стена? Отвесная, гладкая, темная — она кладет на нас холодную тень. И все-таки небо! Или это камни горят? Синим странным огнем. Это не призрачные огни, они неподвижны, они яркие и густые, они каменные...

Ляджуар!

Мы нашли ляджуар!

Я бегу, прыгаю с камня на камень, не разбираю провалов и темных колодцев между холодными глыбами. Ляджуар! Вот она подо мною, синяя жила, я опускаюсь на камень, касаюсь жилы руками —еще не верю в нее, оглаживаю ее ладонями и вволю дышу. Дышит Юдин, дышит Хабаков... Хорошо!.. Здесь надо уметь дышать.

Синяя жила толще моей руки. Глыба, которую прорезает она, больше серого носа линкора.

Здесь такой холод, что невозможно не двигаться. Я поднимаю осколок ляджуара — величиной с человеческую голову. И бросаю его. Вон другой — больше и лучше. Мы лазаем по глыбам, мы просто любуемся и торжествуем. Все эти глыбы сорвались оттуда — сверху, с мраморной стены. Стена недоступна. Легенда права. Мы стучим молотками. Сколько можем мы унести на своих плечах? Карманы, сумки, рюкзаки — все набиваем ляджуаром. Мы берем образцы. В Ленинграде их будут жечь белым

3*

35