Вокруг света 1968-01, страница 69

К этому боевому приказу по всей армии простой сержант из М осмелился внести дополнение: он разрешил держать в тумбочке библию — между носовым платком и обувной щеткой — корешком вверх. Это было не обязательно — дело совести каждого, но другие отклонения от классической тумбочки будут караться, напоминал Милитт каждому: нарушители в субботу не получат увольнительных.

«Итак... постарайтесь, следуйте уставу», — призвал он и поспешил туда, где все еще, как ни странно, ждали его жена и дети, а М — рота, состоящая из 250 американских парней, самых разнообразных габаритов и характеров, в большинстве своем призывников и немногих добровольцев, — М добросовестно приводила в порядок свое жилье.

Последнее не относилось к рядовому Демиржину. Ему вся эта возня казалась идиотизмом, бессмыслицей. Все в М смирились, один лишь Демиржин замыслил добиться демобилизации. В своем воображении он не раз уже решался на самые отчаянные побеги, в глубине души сознавая, что из всего этого ничего не выйдет. Потом он стал думать о том, что можно упасть с лестницы и заявить докторам: «У меня расшатались мозги. Они так и перекатываются в голове». Однажды, играя в футбол, он ушибся и испытал такое ощущение. Пока еще ни один из его планов не стал непосредственной угрозой для монолитности М, но сегодня вечером Демиржину пришла в голову новая идея. Вернее, идея пришла одному рядовому с суровым взглядом, когда они оба пили виски в перерыв в 10 часов. Этот рядовой был когда-то помощником шерифа или чем-то в этом роде в Янгстауне, штат Огайо. Он сказал, что можно запросто сломать челюсть, ударив точно в известное только ему место.

— Я согласен, — сказал Демиржин.

— Двадцать долларов! — закричал бывший полицейский, выхватывая бумажник из своего вместительного армейского кармана. — Ставлю двадцать долларов, что смогу это сделать!

— Ха, один малый вдвое здоровее тебя дал мне вот сюда и то ничего не сломал.

— А я тебе не туда двину, Демиржин! Где твоя двадцатка?

— Я тебе буду должен.

— Двадцать долларов, Демиржин!

Демиржин ему не очень нравился. Этот парень не был высок, как подобает солдату. Он сутулился, голову держал набок, напоминая скрипача. При разговоре его голова подпрыгивала, как баскетбольный мяч над корзиной.

— Я дам тебе расписку.

— Идет, подними подбородок.

— Эй, ты, полегче! Вчера на стрельбище он хотел, чтобы ему прострелили пальцы, — сказал приятель Демиржина Салливан, становясь между ними.—Он только и хочет, что смыться отсюда. Сломанной челюстью от армии все равно не отделаешься.

— Чепуха, — сказал Демиржин, — не смогу жрать и зачахну.

— Дурак, тебе бы ее починили в один день. Если хочешь выбраться из армии, пусть он тебе оторвет ногу.

— Ногу можешь юторвать? — спросил полицейского Демиржин.

Бывший полисмен не ответил...

К двум часам ночи ногти роты М были чисты. Койки были заправлены без единой морщинки, ботинки сияли. Боевое снаряжение разложено поверх одеял, как предписывал устав генерала. Сама рота М заснула на полу. И только пылинки бесшумно опускались на плоды ее труда.

Первый урок должен будет вести капеллан. На нем сегодня лежала обязанность не дать М задремать после завтрака. Его предмет «Мужество» был мало интересен. Капеллан знал об этом и держал наготове всякие неожиданности. Например: «Я утверждаю, что только человек мужественный по убеждению может...» В этот момент капеллан сильно ударит ладонью по столу. Вырвав роту из оцепенения, капеллан закончит так: «...покончить с этим!» Сегодня он собирался сказать: «А знаете, для чего нужно мужество в строевом подразделении? А вот для чего...»

Затем наступит бесконечная пауза. М будет таращить глаза и ждать, когда же их духовный наставник откроет им такую жизненно важную истину. Убедившись, что рота бодрствует, капеллан торжествующе изречет:

«Вас не криком можно пронять, а тишиной».

Потом урок вступит в главную

фазу. В классе потухнет ceei, начнется фильм, и капеллан, захлебываясь, будет комментировать храбрость американских парней в джунглях.

М собиралась в своем бетонированном классе в 8 часов утра. Сержант прокричал: «Сесть!» Садясь на холодные металлические стулья, М гаркнула в ответ: «Сирень!» Так по крайней мере слышал непосвященный. На самом же деле они кричали название бригады «Синие стрелы». В М умели орать. Это поддерживало моральный дух, как считал их капитан, и не позволяло М дрыхнуть на уроках.

— Доброе утро, ребята, — сказал капеллан.

— Доброе утро, сэр! «Синие стрелы»! На часах! Могучий Майк! Аахх! — крикнула М в ответ. Что означает «Синие стрелы» — уже известно. «На часах» было девизом бригады, «Майк» — начинался с М. «Могучий» — определение, которым они себя окрестили без ложной скромности. «Аахх» — было необходимо для ритма, как возвращение к основному тону в конце песни.

Водрузив обе руки на кафедру, капеллан начал говорить:

— ...Мужество...

А в этот момент за много миль от Форт-Дикса происходило очень важное событие. И если бы только М знала, в каком хрупком сосуде покоились в то утро все ее надежды, мысли ее перемахнули бы с лекции, через лежащие на пути штаты в Пентагон, где в комнате без окон сидел майор Элмер Пульвер. Он сидел на вращающемся стуле и решал возложенную на него задачу.

В то зимнее утро перед майором лежали две колоды перфокарт. В первой были карты с зеленой каемкой, по одной на каждого солдата М. Во второй — карты без каемок указывали те районы земли, где армия нуждалась в солдатах.

Если по-казенному подходить к делу, следовало взять любую зеленую карту и любую белую и, соединив их скрепкой, перейти к следующей паре. Но майор был хороший человек, он знал, что имеет дело с людьми самых разных характеров. Он хотел направить каждого солдата туда, где ему будет лучше всего.

Некоторые из М хотели вкусить «сладкой жизни» в Европе.

„Г Л О В V С

б*