Вокруг света 1968-02, страница 54

корпуса шла тараном 36-я гвардейская Нижнеднеп-ровская танковая брнгада. Ею командовал Петр Семенович Жуков — коренастый, упрямый, быстрый в решениях полковник, который до сих пор сохранил в широком развале плеч, в движениях увесистых рук повадку и силу черниговского рабочего. Великая сила была у полковника — нерушимая громада «ггридцатьчетверок» да еще приданные ему артиллеристы, зенитчики, минометчики и моторизованная пехота! Характер у него решительный, лишних слов говорить не любит. Чуть появится враг на господствующих над дорогой высотах, Жуков собирает все танки в кулак, расставляет их веером и дает из сотни башен единый огневой удар, которым сразу все перекрошено, с которым не поспоришь и не поборешься. «Ух! — говорит полковник, любуясь взметенным под небеса хаосом. — Все полетело к чертовой бабушке! А ну, давай теперь вперед, вытягивайся! На пулеметы не обращать внимания — чиста дорожка!»

Но накануне встречи Василия с бригадою под горой Авала танкистам пришлось-таки задержаться. Узкое было место, склоны скалисты, круты. Изрыв их окопами, всячески укрепив, насытив огневыми точками, а под горою, через дорогу, расставив надолбы, накопав рвы, фашисты задумали превратить здесь русские танки в кашу. Растянувшийся на 80 километров корпус быстро подтягивался к горе Авала. В восемь вечера одновременно ударили по горе самоходки, артиллерия, танки. А 1-й Пролетарский корпус НОАЮ генерал-подполковника Пеко Дапчевича, дожидаясь этой минуты, обошел гору с другой стороны, — смелое воинство партизан растеклось по ложкам, по тропинкам, по скалам, по крутым склонам, чтобы взметнуться на гору сразу за огневым ударом. Один из наших летчиков позже рассказывал Василию, что в тот момент гора Авала показалась ему сверху внезапно извергнувшимся вулканом. И тогда танки пошли вперед...

Вот их-то, идущих из одного боя в пекло другого, и встретил Василий на дороге в тот памятный для него предрассветный час!

Пыль и виноград, запах бензина и горячей броневой краски, ровные белые зубы загорелых, улыбающихся Василию партизан; умопомрачающий, оглушающий лязг гусениц, за которым даже гром орудий бывал не слышен, и голубое, над всем этим чистое, в недосягаемой тиши небо да мелькающие руки селян, закидывающих танкистов на пути цветами, — вот впечатления этого дня, последнего дня на пути к Белграду!

Все лица были словно одно лицо — все лица были счастливыми.

Все меньше километров оставалось до города. Все больше тяжелых снарядов разрывалось на пути наших войск. Возбужденнее становились югославские воины, сосредоточеннее — танкисты: то здесь, то там (и особенно с правого фланга, где медленно понижались горы) обнаруживались затаенные вражеские батареи. Танкисты с ходу подавляли и уничтожали их орудийным огнем. Но жертв в гигантской колонне становилось все больше — несколько танков были подожжены прямыми попаданиями снарядов. Они горели с черным дымом; и если им нельзя уже было помочь, то поток машин разделялся на два русла, обходя их, и снова смыкался. Только санитары бесстрашно соскакивали с машин, спешили к этим готовым взорваться кострам.

Перед вечером на колонну налетели четыре «мес-сершмитта», заговорили наши зенитки; фашисты

кружились в набухшем клубами разрывов небе, не решаясь снизиться для штурмового удара, Бомбы упали в стороне.

Крутые, обрывистые овраги по сторонам мешали обеспечивать фланги, танки шли напролом. В густом кустарнике одного из оврагов оказалась вражеская -засада: два «фердинанда» и три Т-4 открыли огонь по головному взводу. Они ударили так внезапно, что тут л*е подбили пять наших танков, — сквозь тучи пыли Василий видел, как один из них, «разорванный взрывом, разлетелся железными клочьями. Но сразу же четыре другие машины развернулись, сошли с дороги и, обогнув с левого фланга засаду, ударили по ней одновременно скорострельным огнем. Из охваченного дымом оврага, .раздвинув кусты, давя кукурузные стебли, выползли фашистские машины и, выскочив на дорогу, полным ходом помчались, удирая, к Белграду. Четыре «тридцатьчетверки» рванулись в преследование. На полном ходу началась пушечная перестрелка; один из наших танков вырвался вперед, нагоняя гитлеровцев и кроя их с дистанции не больше полутораста метров. Вражеский снаряд угодил ему в гусеницу, он разом свернул с дороги, и следующий наш танк занял его место в преследовании. Впереди в полной тьме завязался бой со второй, следующей засадой. Через несколько минут Василий промчался мимо двух или трех горящих факелами гитлеровских танков, затем увидел ярко освещенный пожаром «фер-динанд» с перебитым стволом.

Бой впереди разгорелся опять, наша головная застава, развернувшись, пошла на вражеские противотанковые орудия; и тут, рассыпавшись по полю, танки остановились, прислушиваясь к скрежету и лязгу, к пушечным выстрелам, доносившимся с места очередной схватки. От машины к машине разнесся приказ спешить десант, занять оборону, вести огонь при первом появлении противника.

Но наших сил в голове колонны оказалось достаточно, залпы перестрелки затихли, все успокоилось, лишь время от времени среди поля, по которому широко раскинулись наши, разрывались снаряды дальнобойной артиллерии, бившей наугад из Белграда.

— Отдых! — донесся голос какого-то командира.

Началась ночь перед боем, перед генеральным сражением за югославскую столицу.

Никогда не забыть Василию этот ночной табор в нескольких километрах от объятого заревом пожаров Белграда. На земле вперемежку лежали наши танкисты в промасленных комбинезонах и югославские партизаны-десантники, в куртках, в пиджаках, в крестьянских холщовых рубахах. Передавали друг другу консервы и виноград, и айву, и ломти черствого хлеба, и кружки с водкой, и оплетенные камышом пузатые бутылки с вином. Курить было запрещено, но все втихомолку курили, пряча огонек в кулак, в шлем, в рукав гимнастерки или припадая к земле ничком.

Разговоров было мало — больше думалось про себя, каждому было о чем подумать. Многие, однако, безмятежно храпели. Василий тоже, кажется, заснул на часок, приткнувшись щекой к плечу какого-то черногорца; тот накрыл его лицо войлочной шляпой и не шевелился, чтоб Н£ потревожить сон русского друга.

Потом Василий проснулся, глядел на крупные южные звезды, и запах полыни и чабреца приятно щекотал ноздри. Этот запах тянулся вместе с легким и ласковым ветерком, вони бензина уже не