Вокруг света 1968-02, страница 8еще с десяток штатских. Пышущий здоровьем толстячок в несуразно сидящей на нем черкеске с золотыми погонами, громко, нетерпеливо спросил: — Это не с вами ли, господин Шевцов, я говорил по телефону? — Со мной, — сухо ответил я. — А где рабочие? — Я послал телеграмму, но ответа нет,—сказал Данилов. Куда, кому и зачем он послал телеграмму, я так никогда и не узнал. — Итак, мы хотели переговорить с вами в это тяжелое время, которое... — начал генерал долгую речь. Сводилась она к одному: согласны ли мы пропустить Кубанскую казачью армию в Грузию с оружием в руках? Мы переглянулись с Подго~ рецким и поняли, что одинаково расцениваем обстановку. Первая Конная наступала противнику на пятки, и Кубанская армия, стоявшая сейчас в Майкопе, очевидно, хотела уйти от красных войск быстро и без потерь. — Наша цель—уничтожение «добровольческой» армии Деникина и соединение с Красной Армией. Никаких разговоров о пропуске Кубанской казачьей армии с оружием в руках в Грузию быть не может. — В первые секунды я почувствовал, что говорю слишком смело. «Но ведь и они боятся нас, — подумал я, — у них же безвыходное положение». И я продолжал: — Но если вы сдадите город без боя, я гарантирую всем вам безопасность. Утром я организую в нем Советскую власть и обеспечу порядок. Один из участников заседания — штатский, — маленький, заросший до глаз бородой, похожий на лабазника, ответил: — Мы не хотим создавать здесь Советскую власть, — Вы-то не хотите Советской власти! — ответил я со злостью. — Это понятно. — Народ, народ не хочет! — воскликнул «лабазник». — А вы народ разве спрашивали? Генерал Данилов встал. — Можно считать ваше мнение окончательным? — Это единственно возможное мнение при теперешней обстановке. — Мы с Подгорецким тоже встали. Маленький бородач словно погас. Лицо генерала потемнело. На этом совещание кончилось. — Ты здорово держался, — сказал Подгорецкий, когда нас отвезли в гостиницу и мы остались одни. — Только я думаю, как бы все-таки они не пустили нас в расход. Мы ужинали, когда явился адъютант генерала Данилова. Он откозырял, передавая мне записку. «После нашего с вами совещания, — прочел я, — у нас было свое военное совещание, на котором мы решили... оставляем город без боя, а посему прошу принять меры к водворению порядка и принять город. Генерал Данилов». Адъютант откозырял и ушел. Мы с Подгорецким подошли к окну. Внизу по тротуару ходил часовой, вскинув на плечо винтовку. В темноте слышалось торопливое, сумбурное движение большого и растерянного войска. Нас обоих охватило волнение, как перед боем. — Драпает Деникин, — сказал я. — Да, — согласился Подгорецкий. — Гонит Конная армия. Иначе б не было такой паники. В это время в комнату, снова вошел адъютант с запиской. «Атаман... приказал... сообщить вам, — я спешил прочесть ее и от спешки выхватывал отдельные слова, — вы свободны... просит вас остаться в... Майкопе... содействовать порядку и защите... Есаул Петровский». Город полон белых, а мы «свободны»! Я выхватил револьвер. Адъютант побледнел и отступил к дверям. — Спрячьте оружие... Вас никто не тронет. Я провожу вас на квартиру к генералу. Он вам все объяснит! Я спрятал револьвер. Мы вышли на улицу, и нас обступила тишина. Тишина... Она удивила нас. Ни одной воинской части уже не было видно. Управление опустело. Но генерал действительно был в своем кабинете. Его окружало несколько офицеров и казаков. — Идемте, я передам вам тюрьму. — Генерал говорил самым будничным тоном, словно передавал мне канцелярию отдела. Мы шли по опустевшему городу молча. Неожиданно генерал отстал. Вообще его поведение было непонятно. Он должен был догонять свою армию, а шел в тюрьму освобождать политзаключенных. Почему он не выполнил распоряжения Деникина и не расправился с ними? У лесных складов я услышал позади себя крик. «Прикончили Подгорецкого!» — мелькнуло у меня в голове, я выхватил револьвер и бросился назад... Матрос был жив и невредим, а на бревнах лесного склада полулежал Данилов. — Сердце! — простонал генерал. У него был тон умирающего. Я взглянул ему прямо в глаза и вдруг понял: он здоров, это просто хитрость. Не хочет открывать тюрьму своими руками. Заигрывает с нами, но и для своих готовит себе алиби. — Да вы идите, идите. Сейчас подойдет полковник Дроздов. Я дал указания. Он вам поможет. А я уж тут... Оставьте меня. Казаки взяли генерала под руки. А нам с Подгорецким отступать было уже некуда, слишком далеко мы зашли... И мы не могли упасть в обморок. Оставшийся с нами адъютант довел нас до тюрьмы, вызвал начальника и приказал отдать мне ключи от камер. Тот поспешно сделал это и, торопясь, начал объяснять, в каких камерах находятся большевики. — Только они вам не откроют, — неожиданно сказал он. — У них, извините-с, на этот предмет даже форменные баррикады сооружены-с... — Какой «предмет»? — Я невольно сделал то же самое ударение. — Самосуда опасаются. Ну и вообще... — не очень вразумительно забормотал он. Он был прав. Я метался от камеры к камере: — Товарищи! Откройте! Я Шевцов! Неужели здесь нет подпольщиков, которые могли бы вспомнить мою фамилию? — Какой это Шевцов? — послышалось из камеры. — Как тебя зовут? — Иван! Иван Шевцов! — Товарищи... Это провокация! — Не открывайте! — Нас хотят расстрелять! — Нет... Нет... Откройте... Я свой! Наконец заскрипели двери камер. Нет, здесь не было моих знакомых. Худые, бледные, оборванные люди выходили из темных камер... Но мы обнимались, целовались... ei |