Вокруг света 1968-02, страница 9

...С того момента как политзаключенные вышли из тюрьмы, мы с Подгорецким почувствовали себя уверенней. Занялись распределением людей. Организовали ревком. В него вошли несколько человек из политзаключенных. Другие создали команды по охране города.

...Уже под утро я задремал, сидя за столом генерала Данилова в его теперь уже бывшем особняке. Но едва я заснул, Подгорецкий выплеснул на мою голову ведро воды. Минуты неслись с удивительной быстротой, и каждая из них все еще таила угрозу.

Итак, формально город был в наших руках, надо было приступать к наведению порядка. Начал я с приказа о том, что никаких осадных военных положений вводиться не будет.

Подгорецкий брал у меня приказы из рук, когда на пороге особняка появились два белогвардейских офицера.

— Нам сказали, что здесь комиссар... — сказал один из них.

— Ну, в чем дело?

— Я командир пластунского батальона и хочу остаться в городе.

— Приведите свой батальон сюда, — приказал я, совсем не веря, что это будет выполнено.

— Только снимите ваши погоны, — посоветовал Подгорецкий. — Скоро войдут наши части, и могут быть недоразумения.

Офицеры, не глядя друг на друга, сорвали погоны. «Приведут!» — решил я.

Через полчаса батальон построился на площади. Мой «штаб» — бывшие политзаключенные — организовали прием оружия. Возле крыльца росла куча оружия...

Через город отходили под натиском Конной армии казачьи части. Натиск был так силен, что последние из них проходили город на рысях.

Часов в одиннадцать вечера меня неожиданно вызвали на железнодорожную станцию, к фоно-пору.

— Кто говорит? — услышал я в трубке хорошо знакомый кубанский говор, столь отличный и от русского и от украинского.

— Это ты, Черников? — обрадованно спросил я, приняв говорившего за одного из наших командиров.

— Какой там Черников? — переспросил неизвестный и сказал, что является командиром Шестой кавалерийской дивизии Первой Конной. — Тимошенко моя фамилия, — нетерпеливо пояснил он. — А вы кто?

Я назвал себя.

— Какими частями занят Майкоп и какова их численность? — осведомился мой невидимый собеседник.

— По фонопору таких вещей не сообщают, — сердито сказал я, решив, что кто-то из белых, находясь в Белореченской, старается выведать, чем мы располагаем.

Фонопор работал не ахти как, слышимость была скверная, и еще кто-то бесцеремонно шумел там над ухом говорившего со мной человека.

— Дайте же поговорить с товарищем, — услышал я в трубку фонопора.

И это слово «товарищ», которого никогда бы не произнес беляк, убедило меня в том, что со мной действительно говорит красный командир Тимошенко.

Наутро 22 марта армия Буденного вошла в Майкоп.

— Мне остается добавить немного, — слово снова берет Крем-лев. — Майкопская операция была последней серьезной операцией Первой Конной армии на Северном Кавказе. Первая Конная готовилась к новому походу — на Западный фронт. А преследовать панически отступавших белых выпало на долю нашей 34-й стрелковой дивизии, с непрерывными боями, прошедшей до этого от Волги до Майкопа.

После долгих перипетий Кубанская белая армия, отступавшая из Майкопа, вступила в переговоры с нами и, наконец, сдалась в Адлере.

Полк за полком подходили белые к назначенному месту и, как дрова, сбрасывали на землю оружие. Рядом с пирамидами брошенных винтовок и сабель стояли кое-как доставленные выбившимися из сил, давно голодающими лошадьми полевые орудия.

Взятие Майкопа оказалось началом конца белых на Северном Кавказе. Их армия на глазах теряла силу, она разлагалась, уступая Красной Армии свои последние позиции.

Много позже всех этих событий я порадовался, читая строки одного из приказов. В нем отмечалось, что Шевцов Иван Борисович удостоен высокой награды — ордена Красного Знамени — за то, что «...в марте 1920 года... способствовал занятию города Майкопа красными войсками и, вступив первым в вышеозначенный город, организовал там Советскую власть...»

Рисунок К. ЭДЕЛЬШТЕЙНА