Вокруг света 1968-03, страница 11

летия, — когда десятки тысяч угандийцев погибали каждый год от загадочной болезни, ранее почти не случавшейся на берегах озера Виктория. Супруги Брюс без особого труда распознали в загадочном заболевании сонную болезнь, сходную с наганой.

Должен признаться, что, когда перед поездкой в Уганду я изучал карту озера Виктория, название архипелага Сесе весьма определенно ассоциировалось в моем представлении с названием все той же коварной мухи.

Видимо, я ошибся. Во всяком случае, когда супруги Брюс стали дотошно выспрашивать у местных жителей, не водится ли у них муха цеце, угандийцы гордо отвечали:

— Нет, никакой мухи цеце у нас не водится. Но, конечно, мы не хуже других, и у нас есть свои кусающиеся мухи. Только это вовсе не цеце. Они называются «киву».

Те мухи, которых миссис Брюс так ловко изловила на шее супруга, ничем не отличались от цеце, но по-угандийски назывались «киву».

Так раскрылась загадка, а потом начались будни. Вооружившись сачками, супруги Брюс отправились в самые что ни на есть гибельные места на охоту за мухой киву и доказали, что именно киву губит людей. С помощью местных жителей супруги Брюс составили карту распространения киву и убедились, что киву свирепствует лишь на берегах Виктории.

И тогда супруги Брюс предложили фантастический план: они посоветовали властям переселить на несколько лет всех прибрежных жителей в глубь страны, чтобы ликвидировать очаг заражения. Несколько сотен тысяч смертей всего за несколько лет служили таким убедительным аргументом, что власти постановили: переселить.

Вот почему мне захотелось хотя бы коротко рассказать о супругах Брюс — о миссис Брюс в особенности: именно с их помощью вернулась нормальная, здоровая жизнь на еще недавно смертельно опасные берега Виктории. (Как известно, цеце переносит паразитов с больных на здоровых людей, и если нет больных, то болезнь затухает.)

Что-то напугало животных. Покинув водопой, стадо уходит в глубь подступающей к берегу Тан-ганъики саванны.

Мы тоже побывали в ботаническом саду Энтеббе, где более полувека назад счастливые супруги Брюс установили весьма рискованным способом, что угандийская муха киву ничем в принципе не отличается от прочих мух цеце.

В воздухе мельтешит неисчислимое количество мошкары, и — на солнце, на ветру—кажется; что сыплет мелкий блестящий снег. К сожалению, «кусачий» снег, ибо мошкара решительнейшим образом забирается за ворот, в брючины, грызет руки и лицо... Конечно, это не то, что мошка и комары в тундре, но все-таки не очень приятно.

Я сперва вот так и подумал: «Где сильнее кусается летучая мелкота: в тундре или в тропиках?» — и тогда лишь вспомнил о климатических связях тропиков с нашим севером.

Я побежал к воде и увидел затопленные шеренги пальм. Пальмы не любя1- забираться в воду, и значит, высоко поднялся нынче уровень озера Виктория. В свою очередь, это означало, что в морях Северного Ледовитого океана должно быть сравнительно мало льдов.

Владимир Юльевич Визе, на авторитет которого я в данном случае полностью полагаюсь, в своей статье «Арктика и Африка» писал по сему поводу следующее: «Твердо установлено, что с возрастанием количества и скорости перемещения воздушных масс вдоль поверхности земного шара (то есть вдоль меридианов. — И. 3.) уменьшается ледовитость арктических морей, а с уменьшением интенсивности перемещения воздушных масс ледовитость увеличивается.

В экваториальной зоне усиление общей циркуляции атмосферы вызывает увеличение количества выпадающих осадков, что и отражается на уровне озер».

Зная, объяснение Визе, я почти точно так и вспоминал его слова, но, помимо воли, видел не только погруженные в воду комли перистолистных пальм, но и незримые опоры воздушного моста, опущенные в озеро Виктория здесь, в Уганде, и в Баренцево море на моей Родине...

Улетая из Уганды, я запомнил последнее ощущение от озера Виктория — ощущение наклонного горизонта, скатывающегося на юг. Стало быть, к Танганьике, к Ньясе.

ПОСЛЕДНЯЯ ПРИСТАНЬ

Танганьику — так уж пришлось по маршруту — я увидел, к сожалению, только с воздуха.

Я скажу еще несколько слов об этом озере, но в самом конце своего рассказа. После рассказа о Ньясе, или Малави, как называют озеро теперь в Республике Малави, бывшей колонии Ньясаленд.

Озеро Ньяса открылось нам впервые темно-синим полуовалом, вставленным в арку из ярко-красной цветущей буген-виллеи.

Это случилось после того, как мы проделали весьма долгий путь от столицы Малави города Зомба через Форт-Джонстон и прибыли в Палм-Бич — небольшой поселок с отелем на берегу озера Ньяса, а если говорить точнее — на берегу Манки-бея — залива Обезьян.

...Сейчас я сижу на самом берегу Ньясы. Оно совсем тихое, и по дну его бегает солнечный свет: лучи повторяют очертания песчаной ряби... У кромки воды песок крупный, из красноватых неокатанных зерен гранита, а чуть глубже—он уже светлее и мельче. Ползают по дну моллюски, похожие яа прудовиков, но размером побольше.

В нескольких метрах от берега, приветствуя утро, высунулись из воды маковки водорослей и тростника.

В Ньясе, зайдя в воду, стоят веерные пальмы, а на самом берегу растут кокосовые пальмы с желтыми нижними листьями и еще незрелыми орехами. Зеленеет баобаб (в саванне баобабы еще без листьев), и белеют на нем два цветка.

На пальмах, на почти безлистных акациях — гнезда ткачиков, и задиристые, щебетливые хозяева их тут же: они лимонно-оранжевые, с черными головками. Летают горлинки — такие же почти, как у нас в Средней Азии, и так же воркуют. Совсем рядом садятся на воду бакланы. Бегают по песку черно-белые трясогузки и доверчиво подходят к самым ногам; иногда они забегают в воду, что-то склевывают, пока не накатилась волна, а потом забавно трясут головкой.

на стр. 56 ►

9