Вокруг света 1968-03, страница 67
— Передайте солдатам конвоя: не желающие уйти, могут остаться. Я предоставляю полную свободу выбора. Мы же, господа, уйдем предстоящей ночью... — Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить? — спросил начальник золотого эшелона. — Да, капитан. Союзники согласны вывезти вас одного? ~ Да! — Не лучше ли тогда уехать вам одному? И вам и нам станет удобнее и безопаснее. Без вас за нами никто не погонится... — Вы меня бросаете? — вскрикнул адмирал, словно его ударили ножом в спину. — Никак нет! Я с вами до конца... В словах капитана Колчак все же чувствовал неуверенность. «Они меня бросят...» — Солдаты конвоя пойдут со мной и без приказа. Они не станут колебаться, как некоторые из офицеров. Все, господа!.. Он снова остался один. Ночь в окнах серела, свеча догорала, на ящиках с золотом поблескивал иней. Отдаленным прибоем звучали свистки паровозов, скрежет вагонов, жесткие шаги часовых. Адмирал открыл саквояж, достал ампулу и шприц. Подержал острие шприца над огоньком свечи и, разбив ампулу, набрал морфия. Презрительно усмехаясь, уколол себя. И съежился в кресле, закрыл веки, положил руку на грудь. Боль в висках исчезла; стало тепло, уютно, легко... Предрассветная мгла сдвинулась, начала разрываться, синеть и превратилась в необыкновенно синее Черное море. Белые плотные облака отражались в воде, тени военных кораблей пробегали по ним. Адмирал увидел себя с золотой саблей в руках на мостике «Георгия Победоносца». Опять замелькали гневные лица матросов, только что разоруживших всех офицеров флагмана. Матросы подступали к нему и требовали, чтобы адмирал сдал свое золотое оружие. Он стоял на капитанском мостике, сгибая и разгибая упругую сталь клинка. Почему-то думалось, как только он лишится бесполезного своего оружия, все рухнет. Позолоченной саблей хотел он преградить путь революционным матросам своей эскадры. Были бесконечно далекими и ненавистными адмиралу матросы: он и презирал, и страшился их, и ненавидел. Адмирал все еще не верил, что революция захлестывает его эскадру. Когда же матросы с новыми угрозами подступили к нему, он поднял над головой саблю и швырнул в воду. — Море меня наградило оружием, морю я его возвращаю... Скупая усмешка проскользнула по губам Колчака. В ушах прогудел приглушенный бой скля-нбк, в пожелтевших глазах заиграли отсветы черноморской воды. Это, конечно, был красивый жест — золотая сабля, «возвращенная морю». Газеты захлебывались тогда восторгом и писали, писали об Александре Васильевиче Колчаке, не пожелавшем подчиниться взбунтовавшимся матросам. Газеты, и светские дамы, и господа из Временного правительства восхищались его непреклонным характером и доблестью. А он неравнодушен к военной своей славе. Он любит эффектные позы, яркие, неожиданные слова. Военные парады, торжественные богослужения, приемы и банкеты, на которых шепот преклонения и восхищения вьется вокруг, как сладостный дым. Он легко вошел в роль верховного правителя России и как должное принимал все почести, связанные с высоким титулом... Салон-вагон вздрогнул — кто-то поднимался в тамбур. «Полковник Долгушин», — определил Колчак. — Ваше высокопревосходительство! — трагически выдохнул полковник. — Ваше прево... — Что еще случилось? — Колчак выпрямился в кресле. — Все солдаты вашего конвоя ушли к большевикам... Колчак побледнел, побелел, навалился грудью на стол. Что-то слабо хрустнуло под сукном мундира: он достал из кармана футлярчик, облицованный голубой эмалью: мелкие осколки посыпались между пальцев. Колчак открыл футляр с золотой складной иконкой богородицы. «Не уберег подарок императрицы». — Вот как! — Он захлопнул футляр. — Ушли! Все ушли? — В голосе его прозвучала насмешка, страх исчез. — Я верил своим солдатам, а они разбежались. Скоро появится очередь торопящихся меня предать... — У вас нет причин сомневаться в дружеском расположении союзников, — мягко возразил Долгушин. 65 |
