Вокруг света 1968-04, страница 15

оставленному. И приходит ощущение покоя.

Под ногами хрустит снег. Неподалеку вспархивает глухарь...

Несколько километров — и лес редеет, а впереди на возвышенности открываются два больших деревянных дома с широкими окнами, с крылечками. Из труб валит дым. Слышен лай собак. Еще двадцать-тридцать шагов, и слева — Чун-озеро. Полукругом его огибает берег. Вдали дымят еще несколько труб — база заповедника...

Когда я постучал и вошел, Се-менов-Тян-Шанский сидел за машинкой. Едва обернувшись, указал на стул. Приземистый, светлые глаза, очки, быстрые движения, скороговорка. Вел он себя так, будто мы были давно знакомы. Мыслил вслух, вслух выражал

радость и недовольство, Лишь изредка, причем, казалось, делая над собой усилие, он обращался к собеседнику. На столе у него лежали открытки с записями,

— Вот тебе на... как же это получилось? Что-нибудь новое? — сказал он, разглядывая открытку.— Так, так, так... Надо бы переписать заново... Да, да... - и вдруг пояснил: — Для географического общества переписываю свою картотеку. — Потом отложил карточки и взялся за почту. Прочитал одно письмо, удивленно пожал плечами, вобрав голову в плечи, и вскрыл второй конверт.

Я разглядывал его жилье. На первый взгляд вещи в квартире, кажется, разбросаны беспорядочно, но, вглядевшись и привыкнув, понимаешь, что каждая имеет свое место и назначение. У входа лы

жи, здесь же, в углу, дорожные сумки, вещмешки и сапоги, У окна рабочий сто\, две пишущие машинки — одна с латинским шрифтом, на диване рядом со сто лом. Тут же, на диване, разложены листы исписанной бумаги, папки. Ничего лишнего, шкаф, стулья, кровать, печь. Все остальное место занимают книги. Н комнате прохладно, но так, очевидно. здесь всегда.

Посмотрев на часы, он отложил письмо:

— Надо дрова заготовить.

Встал, быстрым движением накинул через голову просторную рубаху с капюшоном, длинную, с длинными и широкими рукаьами, затянулся ремнем и, поймав мой любопытный взгляд, сказал:

— Сам шил... это юпа, лопари носят, — и тут же вслух подумал

Наряду с самым сильным сожалением о быстротечности времени есть еще одно, липкое как сосновая смола. Это — сожаление о том, что не удалось — да, пожалуй, и не удастся — увидеть весь мир в его ошеломляющем и таинственном разнообразии.

Константин ПАУСТОВСКИЙ