Вокруг света 1968-07, страница 32

чальник патруля кивает головой и со скрежетом врубает скорость. Я снова бреду по тихой улице, кручу головой, рассматривая звезды над домами — и вдруг... спотыкаюсь обо что-то мягкое. Спотыкаюсь о трех спящих ребятишек. Они спят под витриной магазина игрушек. Дети спят, крепко обнявшись, спят один на другом, как спят котята, как спят ягнята. Самой старшей девочке, верно, лет шесть, маленькому — не больше трех. Рядом валяется банка с гуталином и щетка. Проснувшись от удара, девочка открывает глаза, вскакивает на ноги. «Шуша?» — спрашивает. «Нет, — говорю я, — нет. Спасибо», — и иду дальше. Но самый маленький бросается за мной.

— Сигарету!

Механически моя рука сама опускается в карман и достает сигарету. Подбегают и остальные двое.

— Сигарету!

У меня больше нет сигарет. Я достаю бумажку в сотню пиастров. Это около доллара. Девочка секунду смотрит на меня, потрясенная, потом вырывает бумажку, хватает с земли гуталин и щетку и бросается бежать. Двое малышей кидаются за ней. Бегут, бегут... Боже, дай мне уверенность, что это не из-за них раздался за углом грубый окрик и выстрел!..

ЧТО ТЕБЕ ПОЖЕЛАТЬ!

— Я уже слышал о вашем боге с рыжей бородой, которого зовут Иисус Христос, у него вроде есть крылья, и он летает над облаками. Он умер тяжелой смертью, кажется. Как партизан.

Я разговариваю с пленным вьетконговцем ¹. Трудно было добиться разрешения для этого интервью, даже не знаю, как это у меня вышло.

Когда его ввели в комнату с черной повязкой на глазах, мне почему-то вспомнился мой отец. В тот день у него на глазах тоже была черная повязка и он тоже был арестован — немцы нашли у нас в доме припрятанное оружие. Пленный был бос, одет во все черное, плечи хрупкие, руки тонкие, жилистые.

Ему уже сообщили приговор — смерть. И скорее всего без всякого трибунала. Просто несчаст

¹ Так на Западе называют патриотов Южного Вьетнама. — Прим. пер.

ный случай, просто смерть под колесами американского грузовика.

Когда с него сняли повязку, он посмотрел на меня и улыбнулся. Потом мне казалось, будто он улыбается всему, даже мухе, что уселась ему на ногу. Он сказал мне, что вьетнамцы всегда улыбаются, если хотят удержаться от слез. Мы проговорили с ним два часа...

— Сейчас уже полночь. Ты спал, когда за тобой пришли?

— Нет, я не спал, в моей камере душно. Я лежал и думал. Иногда бывает так душно, что и думать нельзя. А сейчас мне часто хочется думать. Больше всего о сыне и моих товарищах по отряду. Вчера же мне приснилось, будто я умер. Я лежу в лесу. Вокруг кокосовые пальмы, ананасовые кусты, и так хорошо дышится.

— Я должна объяснить тебе, кто я. Я — журналистка и хочу рассказать о твоей жизни. Ты не против?

— Нет, почему же. Но моя жизнь простая, и она тебе вряд ли понравится. Я крестьянин, родился в тридцати километрах от Сайгона. Работал на поле отца до того дня, пока не пошел сражаться. У нас было три акра земли. Если ты меня спросишь, что я хочу от жизни, то я скажу так: вернуться на поле, растить быков, разводить кур и ухаживать за садом. Прежде чем умереть, я хотел бы увидеть закат среди деревьев. Знаешь, когда солнце становится красным и падает в деревья, а рисовое поле все зеленое, и легкий ветер клонит колосья...

— Как же ты стал вьетконговцем?

— Когда мне исполнилось шестнадцать, мой дядя сказал мне: «Ты должен пойти в школу». А школа наша принадлежала вьетминцам, как тогда называли вьетконговцев.

— Вас там учили ненавидеть французов?

— Нет, вовсе нет. Нам говорили просто о нашей родине. Раньше я ничего о ней не знал, а теперь знаю. Родина — это как мать, которую надо уважать и защищать, даже если ты можешь умереть. Родина — это твоя хижина; если кто-то хочет отнять ее у тебя, ты должен его выгнать... Потом я сдал экзамены и вступил в один из отрядов.

— Ты женат?

— Да, моя жена была в том

же отряде» что и я. Там мы и познакомились. Когда мы решили с ней пожениться, я сказал об этом командиру. Свадьбу устроили в нашей секретной зоне. В обычном крестьянском доме. Все прошло быстро и очень просто. Нас расписал командир, у него есть специальное на это разрешение. Он сказал: «Объявляю вас мужем и женой». Потом подписал документ, и мы устроили маленький праздник — всем раздали сигареты и сладкое. Нам даже преподнесли подарки: сигареты, полотенца, вышитые платки, поздравительные открытки. На следующий день был бой, и мы в него пошли вдвоем. Это было наше свадебное путешествие. Конечно, все это невесело, но мы сами выбрали такую жизнь.

Когда моя жена забеременела, многие говорили: «Неужели ты хочешь, чтобы твой сын жил в этом поганом мире?» Но я отвечал им: «У моего сына жизнь будет лучше. Немногие из нас увидят Вьетнам независимым. Поэтому и должны рождаться дети». Когда он родился, я впервые не удержался и заплакал.

— Где же сейчас твой сын?

— Не знаю. Он с женой в секретной зоне. Мне так хочется увидеть его, дотронуться до него... Хочется, чтобы он стал умным и научился тому, чего я не знаю. Хорошо было бы, если бы он стал летчиком!

— Скажи, тебе нравятся стихи?

— Да, очень! Раньше я читал много стихов. Я даже вырезал одно стихотворение из газеты и всегда носил с собой. Правда, сейчас у меня его нет — наверное, отобрали, когда меня схватили, или я его потерял. Но я его помню наизусть: «Жить без любви — это жить в пустыне, это умирать от голода и жажды, это страдать бесконечно, это плакать в темноте, это не знать, зачем ты родился. Любить — это значит уметь думать. Но не забывай, друг, не забывай сражаться. Не думай только о любви, а то не будет больше любви на нашей земле».

— Спасибо. Что я могу тебе пожелать?

— Пожелай мне хорошо умереть. Чтобы был процесс, чтобы я встал и все им сказал. А твоей стране я желаю мира и хорошей жизни. А тебе желаю быть здоровой, счастливо" и умереть очень не скоро...

Перевел с итальянского С. РЕМОВ

30