Вокруг света 1968-08, страница 49

— Ты их увидишь. Они приплывают сюда.

Би подплыла поближе.

— Самец или самка?

— Один самец и одна самка.

— Я их не хочу, — сказала Би.

— Почему?

— Я их не хочу.

— Они были здесь раньше тебя.

— Я их не хочу.

Севилла повернулся к Фа:

— Фа, почему ты не взял рыбу из моих рук?

Наступило молчание, и Фа отвернулся.

— Отвечай, Фа.

Снова молчание, и внезапно Би сказала:

— Ты нас обманул.

— Я?

— Ты позволил Ба нас увезти.

— Боб увез вас без моего ведома. Я не был согласен.

— Ба нам сказал: он согласен.

— Боб сказал вам вещь, которой нет.

— Ма была, когда Ба нас увозил. Ма ничего не сказала.

— Ба сказал Ма: Па согласен.

За этими словами снова наступило долгое молчание. Би и Фа смотрели на Севиллу не враждебно, но и не дружески. Они не приближались. Они держались в нескольких метрах от причала.

— Ну что же, Би, — сказал Севилла, — ты ничего не говоришь?

Он обратился снова к ней, потому что знал, что Би более неуступчива. Би склонила голову набок:

— Может быть, Ба сказал вещь, которой ,нет. Может быть, ты говорил вещь, которой нет. Кто знает?

— Я — сказал Севилла, — говорю вещь, которая есть. Я вас люблю. Послушай, вспомни, Би. Па воспитал Фа. Па дал Фа Би.

— Но Па поставил перегородку

между Фа и Би.

Севилла посмотрел на нее с удивлением. Она его упрекает! О, женское злопамятство!

— Но ты же знаешь, Би, что только для того, чтобы научить Фа английскому языку. Потом я ее убрал.

Наступило молчание, а затем Би сказала:

— Теперь я не говорю. Теперь я плаваю.

— Скажи мне слово по-английски.

— Нет.

— Почему?

— Я не хочу больше говорить на дзыке людей.

— Я тоже, — внезапно сказал Фа.

— Почему? — спросил Севилла, повернувшись к нему лицом.

Фа не отвечал.

— Почему, Б:и?

Прошло несколько секунд, и Би ответила. Странная вещь, она не просвистела свой ответ. Она произнесла его на языке людей, нисколько не беспокоясь, что это противоречит ее недавним словам. Она хотела, несомненно, подчеркнуть, что отказывается говорить по-английски не потому, что забыла язык, а -потому, что так решила.

Она произнесла крикливым носовым голосом, но очень отчетливо:

— Человек нехороший.

Затем она повернулась спиной и принялась, сопровождаемая Фа, описывать круги в бассейне.

Севилла повернул грлову, Арлетт стояла рядом, и он понял, что она была здесь с самого начала беседы с дельфинами. Она укоризненно посмотрела на него:

— Ты не сказал, что идешь на пристань.

— Представь себе ситуацию, —

сказал Севилла, взяв Арлетт за руку. — Верующее существо обожает овоего бога, воплощающего в его глазах доброту, истину, благородство, и внезапно это существо обнаруживает, что его бог низок, лжив и жесток. — Он показал рукой на Фа и Би. — Вот что с ними произошло.

— Однако, — сказала Арлетт. — Они сделали уступку, ты смог с ними поговорцть.

— Есть некоторый сдвиг, — Севилла качнул головой. — Они сделали уступку, но лишь для того, чтобы еще упорнее настаивать на своем. Я .могу сказать лишь одно: не следует терять надежды, они были в состоянии ужасного шока, они травмированы до последней степени. Вспомни их слова: человек добр, он гладкий, у него есть руки. Короче, человек — это бог. А теперь достаточно мне открыть, рот, как они сразу же подозревают, что я лгу, и я должен убеждать их в своей честности на языке свистов, которым я овладел лишь наполовину, и у них есть возможность в любой момент прервать разговор: «Теперь я не говорю, теперь я плаваю». Ты знаешь этот трюк Би, она выкидывала его с нами не раз, она торжественно уплывает, и, разумеется, этот большой олух Фа тотчас же следует за ней.

Он замолчал.

— Звонил Адаме, — сказала Арлетт. — Он хотел узнать, как дела.

— Скажи ему, что ничего нового. Радиосвязь мне совсем не нравится, каждый, кто захочет, может расшифровать наш код.

Продолжение следует

Перевел с французского Н. РАЗГОВОРОВ

Каждый вечер они зарывали связанную часть плота в песок и каждое утро, отправляясь на рыбалку, добавляли к нему еще кусок. Наконец плот был готов. Они дождались ночи, когда море было довольно спокойным, и, переплыв пролив, высадились на материке. Правда, их схватили в тот же день...

Печальную славу завоевал некий Джеймс Уэлш, которому удалось бежать на мате

рик и скрываться от полиции несколько месяцев, прежде чем его вернули на остров, где он прожил еще тринадцать лет. Самым трагичным в его истории было то, что в конце концов, уже на склоне лет, врачи обнаружили, что он никогда не болел проказой — первый диагноз был ошибочным.

Прокаженные были отверженными, а раз так — решили власти в столице, — то почему не ссылать на остров

других отверженных, людей, преступивших законы? Так пополнялось население Роббена.

В наше время с проказой почти на всем материке покончено. Лепрозорий на Роббене снесли, тюрьму перевели на континент, но бывшие больные не хотят покидать остров. «Переехать в Кейптаун или Иоганнесбург? — удивленно спрашивают они. — Да ведь они там все отравлены проказой!»

то'

47