Вокруг света 1968-10, страница 10

Вокруг света 1968-10, страница 10

валось. Темнота шахты чуть подсвечивалась вдалеке, но это не мешало ей быть ровной и густой: это был вечный цвет земли, ее нутра.

Я вспомнил соседний штрек, удививший меня, — уже отработанный, чистый, как пол в доме. Последней операцией в шахте было подметание земли — начисто, до камушка! — чтобы не пропала даже золотая пыль...

И тут я пренебрег логикой. Потому что эти двое, сидевшие со мной, кончили перекур и подошли к своим молоткам. Через минуту свет вокруг них не то что померк (им подсвечивал маленький прожектор), но потускнел и стал раскачиваться. Хотя раскачивался, конечно, не свет, а пыль, вырванная сверлами из породы. Двое плыли в ней, как в тумане, с темнотой, наседавшей им на спины. Они били шпуры. И тут я почему-то с улыбкой подумал: «Полезут они завтра на столб или нет?»

Дело в том, что завтра на прииске праздник — провожают зиму. Она еще не собирается уходить; небо по ночам светлое — обещает в апреле морозы, но в кузнице уже гнули из листового железа мангалы и мясо уже ночь как отмачивалось в уксусе (горный мастер был грузин и понимал дело); а в поселок привезли сто.лб — шестиметровую со спиленными сучками лесину. По старательской традиции лесину вкапывали на ровном месте, крепили и обливали водой, вода подмерзала — все было готово, можно лезть; наверху удачника ждали сапоги...

Полезут ли эти парни — я не знал, да и смешно было решать это сейчас. Пыль все так же клубилась вокруг них желтым, а они наседали на молоты всем телом, так что все тряслось в них, будто не было под робами жестких тел, а были одни эти робы: казалось, они даже не напирали на молот, похожий на странно длинный и высокий ручной пулемет, а просто висели на нем, чтобы только сдержать его, и дрожали, дрожали... Взрывник уже готовил аммонал. Скоро и эта стенка должна отлететь в сторону. Тогда транспортер вынесет породу через ствол — в тайгу, до полой воды...

Я пошел к запасному выходу, так было ближе. В одном месте поднял фонарь и осветил пласт. Не потому, что не терял надежды найти самородок (хотя многие-то находят!), просто хотел разглядеть эту землю, которую за поворотом уже рвали патронами. Иней белесыми иглами обметал породу; должно быть, это было дно реки: сначала в пласте шли крупные валуны, потом галька — все мельче, мельче... Это и был самый золотоносный слой: полметра — вверх, полметра — вниз. Золота, разумеется, не было видно. Камни!

Я стоял, завороженный мерзлотой. Глядеть на нее можно было бесконечно, как на ту гору породы, что была наверху у ствола шахты. Там, на верхушке громадной горы, урчал бульдозер. Он был почти в небе. Он пятился и опять подбирался к краю — ссыпал породу, чтобы она не забила ствол шахты: журавль ствола из свежего желтого дерева подсыпал на гору все новые порции. И вся эта гора была золото. Семь граммов в кубе, не меньше!

Но об этом точно знали только геологи. В до-мушку, что рядом со стволом, они носили из-под земли породу со всех участков. Угол домушки уже был забит мешками. Надо было промыть все это, проверить на золото.

Породу из мешков высыпала понемногу на лоток Ира, тоже геолог, и подавала на край чана

пожилой женщине. Та обмывала в чане камни и сбрасывала их в большой бак на полу; в лотке оставался шлих, и Ира уже в него снова досыпала новую порцию камней. Над чаном клубился пар, воду грели. Здесь пахло шахтой, нутром земли — это был запах оттаявшей породы, холодный и сумрачный. Насыпать лоток... Подать на край... Снова насыпать... И так десять раз.

Потом Ира брала лоток и не прижимала его к себе — он уже был легкий (не тот, что с булыжниками, когда его надо было подавать на край!) — и шла в сторонку, к маленькому корытцу, тоже с водой, — доводить шлих. Она опускала лоток в воду, держа его бережно, но прочно, — лоток захлестывала вода. Но Ира тут же вынимала его, и, держа на плаву — только чтобы не переворачивался сам, — наклоняла его плоский передок; теперь уж быстро наклоняла- — чтобы вода только забежала, перехлестнулась через край, но не уходила тем же путем (иначе ушло бы золото!); вода утекала через верх, в самой высокой серединке лотка: через руки Иры, покрасневшие и обветренные* И были эти руки — вспухшие и красные! — какими-то чужими в ней. Потому что выше, там, где рукав закрывал их, руки, должно быть, были прекрасны. Да и вся она, чуть склоненная и легкая, казалось, не имела отношения ко всему, что было здесь, в этой домушке: к сыро клубящемуся пару, к чану, печкам, камням. Только, пожалуй, к окошку со светом, что было единственным здесь, она и могла идти...

Она вскинула лоток на край корытца и смахнула верхние камни. Придержала один рукой, но не остановила руку, а так в движении и смахнула камень в корытце — успела разглядеть: не самородок! Нет!.. И опять чуть черпнула воды лотком и не выпустила воду потоком, а тоненькой усталой струйкой. И столько было в каждом движении уменья — того трудного уменья, что велит человеку быть жестким в работе (иначе разучишься!), и рядом с ним столько мягкости, что делала эту жесткость терпимой и нужной, что я вздрогнул... Странное сравнение пришло мне: так купают детей...

Лоток все плескался в воде, а я вдруг услышал голос той пожилой женщины, что стояла у чана.

— Да не бери ты! А ну не трогай! — окрикивала она Иру, когда та шла к двухпудовому баку с камнями. Его надо было все время выносить из домушки, и часто. — А ну, мужики! Кто со мной?!

И «мужики» — геологи, заскочившие с мешками породы, шли к баку без ропота. «От этой не отвертишься...»

И Иру я вдруг увидел. Как подходила она к чему-нибудь, что нужно было взять, — и останавливалась на то незаметное почти мгновение, которое нужно было ее телу, чтобы примериться, решиться: потому что сама она, своим сознанием, еще не знала, что можно ее телу и чего уже нельзя, а хотела-то делать все, но уже и прислушивалась к тому, что было внутри, и это-то мгновение — было все!

Я стоял, случайно осчастливленный тем, что увидел в словах и движениях этих людей.

— Золото! Чего ж вы? — Это был голос Иры. — Глядите! Вы ж хотели золото посмотреть...

Я словно очнулся. На дне лотка, в самой лунке, где дерево дна ворсилось размокшими волоконцами, лежали две золотинки: крохотные, желтые...

8