Вокруг света 1968-12, страница 19

А. СТАРОСТИН

AVX АЙХИНА

Жизнь ездовой собаки

Рассказ

львелькот одет в высокие штаны без разрезов и карманов и короткую парку белого оленя с капюшоном, отороченным собачьим хвостом: к нему не прилипает снег. Это был хвост «четырехглазого» Утэля, который видел слишком много злых духов и много лаял: спать мешал.

Ульвелькот, подобно всякому современному человеку, не очень верил в существование духов, но на всякий случай были в его упряжке «четырехглазки» с рыжими подпалинами бровей, охранительницы от злых духов — они лучше видят, — были собаки, посвященные Духу Гор, Полярной звезде и Северному ветру.

И были в его упряжке охотники на разного зверя, проводник, сам вылезающий из алыка, чтоб показать правильный путь, а. в., нартах, с салют Ульвелькотом сидел Ыт, с провалившейся, как у всех старых ездовых собак, спиной,— сторож. Он уже не работал в упряжке, предупреждал об опасностях на пути, а на стоянках не спал, ходил вокруг, и его блестящий кирзовый нос пребывал в постоянном движении.

И собаки были все темные. Когда над тундрой солнце и белесое от снега небо сливается с землей и не поймешь, где небо, где земля, где солнце, нужно смотреть на что-нибудь темное, иначе ослепнешь, глаза обожжешь светом.

...Был месяц, «когда у оленя падают рога», а песец не боится человека.

Ульвелькот даже не глянул на песца, прибежавшего на помойку, хотя совсем недавно, в месяц «вымерзания вымени оленя», ему даже снились эти зверьки. Он закрывал глаза и тут же видел увесистые хвосты своих собак, мелькающие их лапы и продолжал ставить и ставить капканы и настораживать пасти.

А сейчас песцов как бы и не существовало. Зачем глядеть на облезлого зверька, голодного к тому ж, когда есть дело?

Ульвелькот зашел в катух, выстроенный из плавника, и сел на корточки перед ощенившейся собакой. Солнечные лучи, проходящие сквозь ветхие стены, поминутно наполнялись лиловым табачным дымом. Ульвелькот курил, а собака улыбалась, чувствуя, как щенки нажимают лапками на ее живот.

Лицо Ульвелькота было так неподвижно, что казалось, ни одно чувство не может шевельнуться в

Рисунок А. ПУШКАРЕВА

его душе, если, конечно, считать лицо зеркалом души.

Рукава парки Ульвелькота заканчивались рукавицами из камуса ¹, с клапанами на запястьях, а сами руки покоились на животе, опирались на поясок с подвязанными к нему ножом в деревянной оправе, спичками в мешочке и солью. Пустые рукава безжизненно болтались, и короткий мех одной рукавицы, попадая в солнечный луч, начинал светиться.

Ульвелькот думал. А о чем думал, и сам не знал. Так он сидел долго, но вот зашевелился. Собака перестала улыбаться, закрыла пасть и беспокойно посмотрела на хозяина своими золотистыми глазами.

Ульвелькот продел руки в рукава и выпростал кисти из клапанов. Собака заволновалась. Тогда он выгреб из-под ее живота щенков и побросал в подол. Собака поднялась и побежала за уходящим хозяином, но он оттолкнул ее ногой и отворил дверь. Собака снова подалась вперед, в ослепительный прямоугольник с возникшей в нем фигурой человека, но Ульвелькот захлопнул дверь и ударил собаку по носу. Она униженно и зло заскулила.

Ульвелькот ногой сделал в снегу ямку, высыпал туда щенков, забросал их снегом и сверху слегка придавил ногой. Он держал в своих потемневших от табака зубах трубку и курил.

Скоро на поверхности показался один щенок с мокрой от снега мордой, а за ним еще три.

Собака скреблась в дверь и звала их, и они, дрожа от холода и попискивая, неловко подвигались в ее сторону.

Ульвелькот поддел щенков ладонями, составленными лодочкой, и направился в свою поселковую ярангу, деревянный домик. Здесь он жил, когда не охотился.

Теперь он сажал щенков по очереди на ящик из-под карамели, и мокрые, слепые уродцы на расползающихся, словно резиновых лапах тыкались носами в надпись — «Карамель «Гусиные лапки», но у края угадывали высоту и отползали. А один щенок упал. И это было его последнее падение.

Каждого, еще не отсеянного для жизни щенка, Ульвелькот сажал на свою твердую, как копыто, ладонь и рассматривал со всех сторон, то переворачивая вверх голым брюшком, то рассматривая лапы, то пропуская между пальцами уши, и уши одного ему не понравились.

'Камус — «чулок» оленя с короткой жесткой шерстью.

2 «Вокруг света» № 12

17