Вокруг света 1968-12, страница 65

Эта самая древняя из известных науке деревянных эскимосских скульптур вместе с другими находками экспедиции, как пишет Д. А. Сергеев, свидетельствует о том, что хозяйственный уклад и культура арктических зверобоев-эскимосов сформировалась непосредственно в районе Берингова пролива.

ДЕВИЗ «СОЛНЦЕ» словно объединяет проекты одного из направлений в архитектуре, так называемой «архитектуры саморегуляции».

Дома уступами сбегают с холма, тянутся своими тонкими вершинами к солнцу, распускаются, как лепестки цветка... Это сравнение не случайно, как не случайно называют иногда проекты архитектора Яна Любич-Ницша, профессора Кембриджского университета, «конструкцией водяной лилии». Дома на его проектах, действительно, словно раскрываются на солнечный свет, как раскрывается каждое утро навстречу солнцу чаша водяной лилии (фото вверх у).

Квартиры домов, проектируемых Я. Любич-Ницшем, словно взбегают по огромным спиралям, не затеняя друг друга, — в окна, расположенные у подножья дома, входит столько же света, как и в квартиры его вершины (среднее фото). Советские архитекторы А. Шипков и Е. Шипкова проектируют жилой комплекс для Крайнего Севера, в виде огромных пирамид, считая, что такая форма выгодна в борьбе за свет (фото внизу).

Как можно больше «раскрыть» жилище человека солнечному свету самой формой здания — к этому сводятся эксперименты «архитектуры саморегуляции».

Ю. ЛЕБЕДЕВ, научный сотрудник НИИ теории и истории архитектуры

ие стало — она погибла, отгорев положенный срок. Рыбак загрустил и вернулся домой. Говорят, что он вернулся слишком поздно... Вот, наверное, поэтому простая лесная история и заканчивается грустными словами: «Берег ее, да не уберег... А красивая была...»

На лудах еще горело много белых лилий, еще можно было ловить и ловить рыбу, но моя лилия уже отцвела. Она погибла в тот день, когда я сорвал ее... Теперь у меня не было никакой лилии, и, может быть, именно поэтому раньше обычного пришли ко мне и память обратной дороги и та лесная история, в которой рассказы

вается, как за временной разлукой человек потерял свою любовь.

Кто он был, человек, для которого цвели необыкновенные лилии, выходили к лудам голубые окуни и которого до сих пор еще помнила глубокая загадочная вода?

При тусклом свете коптилки я разобрал на досках стола несколько рядов старых, темных от копоти, зарубок. Длинные ряды, видимо, означали ночи, проведенные у огня. Другие ряды, покороче, должны были рассказать о тех днях, когда погода выпускала на озеро, когда был промысел и была рыба...

Да, рыба! У человека, который построил избушку, оставил мне печь, легкую лодочку и еще крепкое весло, здесь на озере была та же цель, что и у меня, — рыба. Много-много рыбы за не очень длинный срок летнего промысла в тайге... А что еще? Что держало его здесь, на берегу хмурого, скрытного озера? О чем думал он у ночного огня после долгого и не всегда ясного дня, среди волн и ветра? Что берег в своей памяти? Чего хотел? Кто он, тот человек, который оставил для других свою тропу, тески на еловых стволах и маленький берестяной черпачок у ручья, настоянного на чернике?..

63