Вокруг света 1969-03, страница 25

Второй тамтам назывался мукондзи. Он был изготовлен из древесного ствола, выдолбленного в середине и срезанного наискось таким образом, что получились две звуковые плоскости. Музыкант выполнял на них неистовое тремоло двумя деревянными палочками, барабаня ими с такой невообразимой быстротой, что за ними невозможно было уследить. Оба тамтамиста постепенно увеличивали темп, все вокруг гремело и грохотало, и даже железная крыша дома начала вибрировать, повторяя ритм тамтамов. Мы с Пей-нером вскочили на ноги и начали притопывать, отбивая такт. Когда мы вышли на лестницу, чтобы позвать следующего, оказалось, что все бабембе танцуют, зачарованные ритмом тамтамов.

Следующей в комнату вошла очень красивая девушка лет восемнадцати. Она отчаянно смущалась. Сперва мы не заметили у нее никакого инструмента и спросили, что она, собственно, хочет. Тогда она показала нам раковину.

— Ты что, свистишь в нее? — спросил я.

— Что вы, — ответила девушка. — Я играю на ней.

После этого она села на пол, ударила своей кори (так называлась раковина) о коленку и плечо и запела песню. Она пела негромко, но голос у нее был чистый и нежный и удивительно гармонировал с заунывными стенаниями раковины. Мы были растроганы до глубины души, и девушка эта стала первой солисткой нашего ансамбля.

Следующий соискатель держал в руках маленький инструмент, который назывался киндети. Он был изготовлен из спиц старого зонтика, прикрепленных к небольшому ящичку, выполнявшему роль деки. Инструмент выглядел на первый взгляд примитивно, но какие божественные звуки из него извлекал артист! Мы немедленно зачислили его в штат!

— Нам не нужны телохранители! — заявил я, когда в комнату вошел мужчина, вооруженный луком и стрелами.

Но оказалось, что это не смертоносное оружие, а музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий арфу. Музыкант сел на корточки, приблизил лук к губам, ударил стрелой по тетиве и приоткрыл рот. Звуки вибрирующей струны изменяли свою высоту в зависимости от того, насколько широко был открыт рот. Берем!

Потом на пороге появилось целое трио. В руках у них были бамбуковые палки с зарубками, по которым они водили деревянными смычками. Звуки, извлекаемые из палок, были несколько непривычными для нашего уха, но мы приняли в наш оркестр и это трио, ибо европейский вкус отнюдь не является критерием при определении достоинства или недостатков африканской народной музыки.

Затем по лестнице поднялся старик с седыми вьющимися волосами и лицом Сократа. В руках у него был маленький калебас, порыжевший от старости, и комнату вдруг наполнили нежные звуки грустной мелодии.

Потом появился еще один претендент с четырьмя собаками.

— Зачем нам эти псы? — закричал я. — Ведь не умеют же они петь?

— Еще как умеют, — ответил он и заиграл на рожке, а собаки стали танцевать в такт музыке, не без приятности подвывая.

— Как это тебе удалось научить их петь и тан

цевать? — спросил я. — Это цирковые собаки?

— Нет, охотничьи!

И дрессировщик объяснил мне, что здесь все охотничьи собаки пляшут от радости, как только услышат звуки охотничьего рожка.

Итак, из первых двадцати пяти соискателей мы уже приняли на работу пятнадцать! Но в саду дожидалась своей очереди еще масса народу. Мы уже собирались отпустить их всех по домам, как вдруг я увидел трех красивых девушек, стоявших немного особняком. У них не было с собой никаких инструментов, и меня заинтересовало, на чем же они играют.

Мы позвали их в столовую. Они были очень смущены, но твердо сказали нам, что петь не будут. В результате переговоров выяснилось, что они поют только тогда, когда в этом есть необходимость, а сейчас такой необходимости, разумеется, не было.

Тогда я спросил, на какую работу они рассчитывали, придя к нам, и что они сами могут предложить.

Они сказали, что хотели бы пойти к реке.

— Отлично, пошли к реке! — воскликнул я, заинтригованный таким поворотом; остальным соискателям я сказал, что они свободны, и сад быстро опустел.

У реки мне довелось услышать странное пение и еще более странный аккомпанемент. Девушки пели фальцетом на тирольский манер. Потом они объяснили мне, что во время купанья нельзя петь обычным голосом, так как плеск воды может заглушить песню. Поэтому они так и пели.

А музыка? В реку с инструментом не пойдешь, потому что вода моментально испортит его. Поэтому они били руками по воде, как в тамтам! Ладонью они создавали на поверхности воды нечто вроде «воздушной ямы», а потом быстро рассекали ее новым ударом, все время соблюдая четкий, хотя и очень сложный ритм. Изменяя глубину «воздушной ямы» под ладонью, они изменяли высоту звучания, таким образом у них получался не только ритм, но и мелодия, пленительная и очень своеобразная.

И вообще это была удивительная картина. Коричневая кожа юных красавиц сверкала на солнце алмазными брызгами, во все стороны летели пенистые каскады воды, и далеко-далеко разносились чистые девичьи голоса, звучавшие так, словно мы были не в Африке, а где-нибудь в Тироле.

Я снял уже много фильмов об Африке, и всякий раз у меня возникали осложнения, когда в какой-нибудь деревне надо было найти статистов или музыкантов. Однако сюда, в страну бабембе, музыкантов можно было не привозить, ибо каждый мабембе — прирожденный музыкант. К тому же, путешествуя с целым оркестром, мы поднимали престиж нашей экспедиции и в любой момент могли приступить к съемкам.

Наступило долгожданное утро, и, едва к нашему лагерю подъехал огромный грузовик, мы приступили к погрузке. Киноаппараты, магнитофоны, электрические батареи, генераторы, осветительные лампы, штативы, фотоаппараты, провиант, подарки и прочие предметы первой необходимости были уложены в большие деревянные ящики, а ящики погружены в кузов. На них со всеми удобствами расположились носильщики и оркестр, после чего мотор взревел, и грузовик покатил по

23