Вокруг света 1969-03, страница 73

Уиллис придерживался целого ряда правил диеты, которые он сам же выработал для себя за долгие годы морской службы и во время одиночных плаваний на плотах.

Он взял с собой кувшины с пшеничной мукой, сухое молоко, оливковое масло и мед, а также лимонный сок, который он считал лучшим средством против цинги. Воды он не брал, полагая, что, испытывая жажду, человек может обойтись морской водой, а также рассчитывая собрать пресную воду в период дождей. Кое-что, конечно, погибло во время кораблекрушения, что-то смыло волной, но и по сохранившемуся ясно, что ничего лишнего Уиллис не взял в дальнее странствование.

Теперь, когда ему перевалило за семьдесят, он живо интересовался состоянием своего здоровья, ежедневно мерял пульс и прослушивал дыхание, записывал кровяное давление и температуру, делал анализы — все результаты были нормальны, кроме проклятой грыжи.

Он испробовал издавна знакомое тихоокеанским морякам средство — вздергивал себя (как это было и на плоту «Возраст не помеха») вверх ногами на мачте.

Это едва не приводило к кораблекрушению, так как «Малышка» была недостаточно остойчива, чтобы выдержать 138 фунтов его веса, поднятые так высоко от центра тяжести яхты.

Уиллис был приверженцем системы йогов, верил, что человек, научившись правильно регулировать частоту дыхания, может продлевать срок жизни.

«Человек разрушается и становится стариком, когда допускает сокращение своего дыхания», — говорил он.

Беда, однако, была в том, что определенный ритм дыхания погружал Уиллиса иногда в транс от нескольких часов до двух суток. Во время одного из таких каталептических состояний при второй попытке перейти Атлантику польское рыболовное судно подняло «Малышку» и Уиллиса к себе на борт.

Весной 1968 года он вновь вышел в путь. В другие сезоны он встречал в море немало судов, но на этот раз ему попался всего лишь один корабль — ирландское судно. Встреча произошла две недели спустя после отплытия, в каких-нибудь 360 милях к востоку от американского бе

рега. Он сказал, что все в порядке и что он ни в чем не нуждается.

Кто-то спросил Уиллиса, не страшно ли ему одному в море. Он ответил: «А разве не страшно быть одному в соборе?»

Корабли разошлись.

«Он никогда не испытывал страха или пессимизма», — сказала жена Уиллиса корреспонденту. И действительно, казалось, старый капитан чувствовал, что «Малышка» и море достигли своего рода договоренности, согласно которой море, сознавая, что оно в состоянии играючи перевернуть и разрушить суденышко, все же терпеливо позволяло крохотному корытцу продолжать плавание.

«Далекий путь! Далекий путь! Но какова его цель? Для чего я построил этот плот и плыву все дальше и дальше в глубь Тихого океана, в тех его просторах, где редко проходят корабли?

Это не прихоть и не простое приключение. Я не хочу доказывать какую-либо научную теорию или открыть новый путь, чтобы по нему шли другие. Я хочу доказать этим путешествием, что всю свою жизнь шел по правильному пути.

Я пришел в мир с крепкой верой в природу и всегда был убежден, что если стану вести деятельную и простую жизнь сообразно ее законам, то смогу еще больше к ней приблизиться и почерпнуть у нее силы. Для меня это была дорога к счастью; с самого детстша я шел по ней, и прожитые мною долгие годы доказали мне, что я избрал верный путь. И теперь, пока я еще полон духовных и физических сил, мне хочется подвергнуть себя суровому испытанию, какому должен, по-моему, подвергать себя каждый человек. Сейчас я испытываю себя бесконечным трудом, отсутствием сна и простой, скудной пищей; я отдаю себя на волю стихий, которые мне милы; далее я испытываю себя ужасным одиночеством и, как солдат в бою, непрестанной смертельной опасностью. Эта мысль также вдохновляет меня: возможно, мой опыт когда-нибудь пригодится потерпевшим кораблекрушение.

Я всегда стремился вести энергичный образ жизни. С детства я был подготовлен к испытаниям, с какими встретился в плавании на плоту. Много раз я пересекал континент. Мне приходилось трудиться на всех политых потом границах Америки, от Аляски до Мексики, от Калифорнии до атлантического побережья. Обнаженный до пояса, я работал с лопатой или топором в руках, рубил гигантские деревья в лесах Северо-Запада, нагружал тысячи кораблей, убирал урожай с бескрайних полей от Канзаса до Дакоты и строил буровые вышки, когда в Теха

се разразилась нефтяная лихорадка. Сказано: «В поте лица своего». Так было начертано и в моей душе.

Я шел по пути, который сам для себя избрал. Нередко, когда я занимался литературой, живописью или предавался мечтаниям, во мне рождался страх: мне казалось, что, оставив физический труд, я могу утратить телесные и особенно умственные силы и оторваться от общения с природой, в котором состояло мое счастье. Как только этот страх овладевал мною, я снова возвращался к физическому труду»... (Уильям Уиллис, «На плоту через океан».)

На «Янтарном» среди моряков много яхтенных капитанов. Зная море и яхту, зная книгу Уиллиса «На плоту через океан», зная нрав путешественника, они пытались воссоздать драму, которая предшествовала гибели Уиллиса.

Когда латвийские рыбаки заметили «Малышку», она держалась на плаву лишь благодаря воздушной подушке, образовавшейся в носовом отсеке, и блокам из пенопласта, которыми яхта была обшита изнутри для непотопляемости. Рядом с яхтой, обросшей уже водорослями, играла стая дельфинов. Крохотные трюмы были заполнены водой, а волны захлестывали разбитый люк и спокойно проходили над палубой. Обломок мачты с разодранными парусами, спутанные снасти были втиснуты в каюту. Очевидно, Уиллис надеялся, откачав воду ручной помпой (чуть побольше велосипедного насоса), переждать шторм, поставить запасной руль взамен основного, начисто срезанного ударом волны, и установить в гнездо обломок мачты.

Но, быть может, именно тогда, при попытке втиснуть дюралевый обломок мачты в непомерно короткую каюту, он и сорвал с петель крышку люка. Потеряв герметичность, «Малышка» обрекла капитана на верную гибель.

Наш разговор с Маточкиным пригасил предотходные страсти. Стол обступили моряки. Они высказывали предположения, сравнивая одиночные переходы через океан, совершенные другими мореходами, восхищались мужеством Уиллиса, анализировали достоинства яхты и недостатки ее конструкции, которые могли привести к гибели.

— Когда стали осматривать яхту, уже на борту «Янтарного», — говорит главный механик Михаил Васильевич Москалев,—

71