Вокруг света 1969-04, страница 74кольцо, обрезают стропы, крепящие гондолу. Обе эти меры вполне реальны, к ним не раз прибегали, однако мне не хотелось так поступать в Африке, да еще в такой дикой местности. Конечно, сорок шесть килограммов (вес корзины) — солидный груз, и все-таки мне казалось, что на острые камни и колючие кусты лучше падать в гондоле, пусть даже с ней мы будем снижаться гораздо быстрее. Так больше шансов сохранить жизнь. Ведь даже при минимальной скорости снижения остается еще горизонтальная скорость около пятидесяти километров в час. По тени аэростата было видно, что ветер ничуть не унялся. Очутившись в такой ситуации на высоте трех тысяч метров, борешься с искушением прыгнуть за борт и поставить точку. Все, что угодно, только не висеть в поднебесье, ожидая, что там еще решат стихии! Мы стояли и помалкивали, и в голове было как-то пусто, и нам было совсем не до простирающихся внизу ландшафтов. Внезапно в лицо дохнуло ветром. Ясно — пошли вниз. Жутковато, конечно, но зато недолго ждать развязки. Я решил не тормозить, как обычно, а идти с ускорением и уже метрах в трехстах над землей сбрасывать вещи. Мне хотелось использовать неизбежный при стремительном падении нагрев оболочки, ведь чем сильнее нагреется газ, тем больше его подъемная сила. В аэронавтике у этого явления есть свое имя — эффект Монгольфье; я решил извлечь из него максимум пользы. И мы, покинув свой пост в небесах, наращивая скорость, устремились вниз. Шестьдесят метров в минуту... сто пятьдесят метров... триста... и наконец — четыреста пятьдесят метров в минуту. Видимо, эта скорость представляла собой некий предел, потому что ускорение прекратилось. Впрочем, нам некогда было задумываться — отчего да почему. Пора было сбрасывать балласт. — Давайте сбрасывайте! — распорядился я, и мои друзья немедленно принялись за дело. — Все сброшено, — доложил Ален. Послышался стук, когда различные предметы ударились о землю и камни. Но хоть падение замедлилось, земля продолжала приближаться достаточно быстро. — Давайте еще что-нибудь, — сказал я и проводил взглядом большую кассету с пленкой. — Хватит... Теперь приготовились к посадке. Дуг, держи крепче камеры. Ален, тяни выпускной клапан, как только я дерну разрывной. Вдруг у меня не получится. Так, понеслись. Да, мы здорово неслись. Чем ближе земля, тем быстрее она уходила назад. Впереди показалось высохшее русло. До берега еще есть время... А теперь он совсем близко... Пляшущий гайдроп заставлял гондолу болтаться во все стороны. Осталась секунда-другая... Ну! Мы с Аленом дернули стропы как раз перед тем, как корзина ударилась о землю. Я почувствовал, что мой строп подался. В следующее мгновение мы врезались в дерево. Послышался треск. Шар опять подскочил, но всего на каких-нибудь пять-шесть метров. Я опять дернул строп и повис на нем. Шар вильнул и снова пошел вниз. Еще дерево. Опять треск. И толчок от удара. Я упорно тянул строп. Движение прекратилось. Гондола накренилась и упала набок. И мы вместе с ней. Полет окончен. Лежа, мы смотрели как продолжает опадать оболочка. Но вот и она замерла. «Джамбо» угомонился. Не успели мы немного прийти в себя, как услышали мощный гул в воздухе над нами. — Что такое? Ален выбрался из гондолы (тек, и вторую коленку тоже разбил) и принялся кричать, размахивая руками. Над местом нашей посадки кружил небольшой самолет. Мы с Дугласом тоже выскочили из корзины, чтобы показать, что все в порядке. Я хлопал себя по бедрам и прыгал — мол, жив-здоров! Мои товарищи исполняли не менее потешные номера. Собственно, это делалось не столько для летчика, сколько для самих себя. Мы в самом деле живы! Все в порядке. Полет закончен. Нас не убило. Даже не ранило — впрочем, сейчас это было не так уж важно. Мы продолжали прыгать, смеяться и размахивать руками, а самолет вскоре улетел... Мы весьма смутно представляли себе, где находимся, так же как не могли знать, что происходило в это самое время в Найроби. Один африканец, служащий финансового департамента, видел, как мы снижались. Совершенно правильно он заключил, что у нас явно что-то не ладится. С его точки зрения, наша посадка больше смахивала на падение. Он поспешил в полицейский участок и рассказал там о виденном. Рассказал очень убедительно, однако излишне сгустил краски. Ладно, он назвал нашу посадку падением, это еще куда ни шло, только специалист сумел бы провести грань между этими двумя понятиями, тем более что он стоял в двадцати километрах от нас. Но зачем же добавлять, что шар взорвался! Полиция мобилизовала все каналы связи и доложила в столицу: «Упал аэростат. При этом отмечен сильный грохот. По словам очевидца, шар взорвался. Судьба экипажа неизвестна». Когда передавалось это сообщение, муравьи, забравшиеся в мои штаны, тревожили /^еня куда больше, чем судьба нашего экипажа. К тому времени, как мы свернули оболочку, к месту происшествия уже мчались три машины из полицейского управления. В Ашуре приготовили в больнице палату на троих. Пилотам гражданской авиации быНо отдано распоряжение — искать место крушения. Словом, сильно приукрашенная версия единственного очевидца *была сообщена всем возможным инстанциям. И многим другим. Что ни говори, «взрыв» — слово сильное. Радиостанции помогли распространить новость, и она быстро стала всеобщим достоянием. Были, однако, три человека, которые об этом ничего не знали... Облокотясь о корзину, мы обсудили, как поступить дальше. По мнению Алена, ближайшей дорогой — километров пятнадцать на восток — была дорога на Магади. У нас было три бутерброда и ни капли воды. Но ведь есть вероятность, что кто-нибудь из участников гонок заметит нас и захочет проведать. Выбрав просторную площадку, мы разорвали экземпляр программы воздушного праздника и развесили на кустах вокруг нее. Если это будет вертолет, ему вполне хватит места для посадки; если самолет — во всяком случае, летчик обратит внимание на размеченный квадрат. Пока мы соображали, как нам утолить жажду, показалось несколько масаев. Еще в воздухе мы заметили хижины, но не были уверены, что их обитатели заметили нас. Так или иначе, появление людей означало, что где-то неподалеку можно найти воду. Но сперва надо уложить оболочку, жажду можно утолить потом. Вытащить из кустов сеть оказалось не так-то просто, потому что на каждую ячею нашелся свой персональный шип. Сама оболочка была податливее, однако то и дело раздавал 72 |