Вокруг света 1969-04, страница 80

В ушах у него все еще звучали слова колдуна Ндити: «Подхо, предок луо, прошлой ночью явился мне во сне и просил меня поговорить с вождем и народом. Чтобы прошел дождь, должна умереть молодая женщина, еще не познавшая мужчину. Подхо говорил со мной, а я видел девушку, стоявшую на берегу озера с руками, закинутыми над головой. Кожа у нее была как у нежной молодой лани. Ее высокая стройная фигура светилась, как одинокая тростинка на берегу реки в лучах заходящего солнца. В ее сонных глазах таилась грусть, как в глазах матери, перенесшей тяжелую утрату. В мочке левого уха у нее было золотое кольцо, а вокруг пояса вилась блестящая медная цепочка. Я восхитился ее красотой, и Подхо сказал мне: «Из всех женщин Земли мы выбрали эту. Пусть она принесет себя в жертву чудовищу, живущему в озере! И в тот же день дождь прольется, как поток. Пусть все в тот день сидят дома, чтобы их не унесло половодьем».

В деревне стояла настороженная тишина, только на умирающих деревьях тихо щебетали заморенные жаждой птички. Слепящий полуденный зной загнал людей в хижины. Недалеко от хижины вождя похрапывали стражники. Jla-бонго снял корону, вышел из хижины и вместо того, чтобы попросить Ниабо^о, рассыльного, ударить в барабан, подошел к барабану и ударил в него сам. Сразу же все домашние собрались под деревом сиалы, где он обычно говорил с ними. Оганду он попросил подождать в хижине бабушки.

Слезы душили Лабонго, и голос у него был хриплым. Его жены и сыновья поняли: им грозит опасность, наверное, враги объявили войну. Наконец он сказал:

— От нас уйдет человек, которого мы любим и лелеем. Огандд должна умереть. Чтобы пролился дождь, предки выбрали ее в жертву чудовищу, живущему в озере.

На мгновение среди людей воцарилась мертвая тишина. Мать Оганды упала в обморок, и ее унесли в хижину. Но другие люди радовались. Они танцевали кругом и пели: «Оган-да счастливица, она умрет за

свой народ. Если так надо, чтобы спасти народ, пусть Оганда умрет».

А в это самое время Оганда гадала, что же это обсуждают, чего ей нельзя слушать. «Должно быть, мое замужество», — решила она, и улыбка заиграла на ее губах. Она подумала о молодых парнях, глотавших слюнки при одном упоминании ее имени.

Был Кеч, сын старейшины одного соседнего клана. Кеч красив. У него милые нежные глаза и громовой смех. Из него вышел бы замечательный отец. Но Кеч маловат ростом, чтобы подойти ей в мужья. Для нее будет унизительно, говоря с ним, каждый раз смотреть на него сверху вниз. Потом она подумала о Димо, высоком молодом парне. Это был храбрый воин и сильный борец. Димо любил Оганду, но Оганда боялась его жестокости. Нет, он ей не нравится. Подумав об Осинде, Оганда прикоснулась пальцами к цепочке, сверкающей на поясе. Когда она была совсем маленькой, Осинда подарил ей эту цепочку.

— Пусть это они говорят о тебе, Осинда, любимый. Приди и забери меня.

Сквозь приоткрытую дверь она видела, как пели и плясали возбужденные родственники. Сейчас они приближались к хижине, каждый нес какое-нибудь подношение, чтобы положить у ног Оганды. Пение становилось все громче, Оганда начала разбирать слова: «Если это для того, чтобы спасти народ, если это для того, чтобы дать нам дождь, пусть Оганда уйдет. Пусть Оганда умрет за свой народ и за своих предков».

Наверное, она сошла с ума, если думает, будто это поют о ней? Как она может умереть?

— Бабушка, значит,, вы говорили не о замужестве? — позвала Оганда.

И вдруг почувствовала панический страх, как мышь, загнанная в угол голодным котом.

Она закрыла глаза и прыгнула, как тигрица, в дверь, повалив бабушку на землю. Снаружи, облаченный в траурный наряд, стоял неподвижно Лабонго. Он взял дочь за руку и повел прочь от возбужден

ной толпы к небольшой красной хижине, где в беспамятстве лежала мать Оганды. Там он сам сообщил дочери страшное решение.

Долго сидели в темноте три горячо любящих друг друга человека. Они ни о чем не могли говорить. Даже если бы они и попытались, они не нашли бы слов. Все эти годы они, как три камня очага, делили общее бремя. Уйдет Оганда, и останутся два ненужных камня, которые уже не удержат котла.

Весть о том, что прекрасную дочь вождя принесут в жертву, чтобы люди получили дождь, разнеслась по краю, как ветер* И на закате деревня вождя была полна родственников и друзей, пришедших поздравить Оганду. Много других было на подходе, все они несли дары. Они будут плясать до утра, чтобы Оганде не было скучно, а утром устроят большой прощальный пир. Если духи посылают тебя на смерть ради жизни племени, это большая честь, считали они.

«Имя Оганды всегда будет жить среди нас», — говорили люди.

Конечно, это честь, большая честь, если дочь женщины избрана, чтобы умереть за свою страну. Но что от этого матери, когда ее единственную дочь развеет по ветру? В стране так много других, почему же выбрали ее дочь, ее единственное дитя?

В безоблачном небе ярко светила луна и сверкали бесчисленные звезды. Танцоры всех возрастов собрались и танцевали перед Огандой, а она сидела, прижавшись к матери, и беззвучно рыдала. Теперь она обнаружила, что она всем чужая. Если люди действительно любят ее, как они всегда утверждали, почему же никто ей не сочувствует? Почему ничего не делают, чтобы спасти ее? Понимают ли они, что это — умереть молодой? Не в силах больше сдерживаться, она громко зарыдала, когда поднялись танцевать ее сверстницы. Они молоды и красивы, очень скоро они выйдут замуж, и у них появятся свои дети. У них будут любимые мужья и небольшие хижины. Подумав об Осинде, Оганда снова коснулась цепочки на поясе. Ей хотелось, чтобы и Осинда был

78