Вокруг света 1969-05, страница 34

с тех пор... Уже десять лет как ни одного сезона не пропускаю...

Сашка, помыв посуду остатками чая и пучком травы, присаживается в тени на обрубок:

— А я... в запрошлом году. На ручье. Папка все смеется: ничего ты найти не можешь... А я иду, запнулся, чуть не упал... А он — вот он! Чуть я его не растоптал... Ну, ка-ак закричу!

— Да, нашел. Вот я и прозвал тот ключ Саш-киным. Далековато и путь к нему крутой, но богатый. Пойдем-ка мы, хлопцы, завтра туда...

Догорает костер. Качаются над головой в темном небе пальмы чозении, закрывая верхушками то одну звезду, то другую. Журчит по камням Эльдагоу.

Утром снова в путь. Опять раздвигаем палками траву. Справа сквозь кусты вижу серую куртку Петра Афанасьевича. Он двигается не торопясь, смотрит под ногами и вокруг. Я тоже. Сколько раз за эти дни сердце замирало при виде красной головки! Но каждый раз это оказывались осеменив-шиеся головки пиона...

Мы забираем немного влево, и вдруг, еще левее, шагах в пяти-шести глянул на меня из-за куста какой-то яркий глазок и спрятался тут же, так как я успел сделать по инерции еще шаг... В два прыжка я около куста. Заглядываю — смотрит!!! Я опускаюсь к нему ниже, ниже, смотрю — и глазам не верю: ОН! Конечно, это он глядит на меня из пышных зарослей. Листики — те, что я помню с детства, красные семена-ягодки... Кричать? Или нет, может быть, мне мерещится, я так долго ждал этого... Нет — он, — кричать...

И сразу через кусты кинулся ко мне Петр. Присел перед ним, осмотрел внимательно, потом поднялся и подал руку: «Поздравляю. Четырехсучко-вый. Для начала неплохо!» А я все еще не могу прийти в себя от восторга! Сели и закурили. Подбежал Сашка. Петр Афанасьевич стал осторожно подкапывать корень, а мы с Сашей — искать вокруг. Может быть, есть семья? Но больше ничего не обнаружили.

В старину женьшень выкапывали оленьим рогом. Теперь его копают всяко: и деревянным колышком, и длинным охотничьим ножом, не прикасаясь к корню, конечно. И просто руками. Важно выкопать так, чтобы не повредить длинные и тонкие корешки — мочки.

Петр роет, не жалея ногтей. Вот появился он весь. Хорошей формы корешок, но небольшой, хотя и немолодой, судя по количеству колец на длинной шейке и темно-бежевому цвету.

Петр взрыхлил ножом почву вокруг выкопанного корня, снял с головки красные семена и рассеял их, слегка притоптав. Это одно из старых правил. Потом он содрал кору с ближайшего кедра. Из этой коры Петр согнул лубок, собрал с камней и залежин мох, посыпал его землей из лунки от корня, уложил женьшень аккуратно, прикрыл мхом. Потом согнул концы коры, как бы «закрыл его», и перевязал сверху лыком. Упакованный так, женьшень не теряет ни веса, ни жизнеспособности. Один старик рассказывал мне, как он нашел в лесу потерянный кем-то такой лубок с корнями женьшеня в нем. Прошли годы. Лубок сгнил и развалился, а корни проросли, «встали на ноги» и зацвели...

Видно, наше упрямство и настойчивость пришлись по душе «духу гор». В этот день он был

милостив к нам. Не прошло и часа, как я снова крикнул магический клич. На этот раз уже твердо и уверенно: я наткнулся на маленькую семью из четырех штук с таким же примерно родителем во главе, как и первый мой корень. Один был трехсучковый, еще без стрелки и головки, два только с двумя листиками. Потом прокричал Петр, потом Саша. Настроение поднялось, копали азартно, со смехом и шутками...

Нам уже недалеко оставалось до старой лесовозной дороги, которая вела к зимовью. Все сильно устали и, нарушив цепь, шли гуськом, поднимаясь по пологому косогору. Саша с отцом шагали след в след. Я немного задержался, разглядывая старую медвежью берлогу в дупле сломанного бурей тополя. Видно было, что мишка зимовал здесь и в прошлом сезоне.

Я стал догонять своих товарищей скорым шагом, лишь по старой охотничьей привычке осматриваясь на ходу по сторонам. Они уже .миновали огромный, упавший ствол липы, подгоревшей во время лесного пожара много лет назад. Я повел глазами вдоль мертвого великана и... из-за ствола на меня — в упор! — глянула огненно-красная головка. Пион? Нет, что-то не то... Но уж больно велика. Я прыгнул, к липе и обомлел: на чистой маленькой полянке во всем своем великолепии стоял пятисучковый красавец женьшень! Более полуметра ростом, он широко раскинул свои зонтообразные ветви и гордо поднятой головой как бы обозревал окружающую природу. Сколько в нем было величия и таинственности! Сколько десятков лет он прожил тут? Сколько раз огромный ствол липы оберегал его от зорких глаз лесных паломников? А может быть, он спал годами, поврежденный при падении липы, и только в этом году вновь пробился к солнцу? Тем более что нигде вокруг не было видно ни одного правнука, ни внука, ни сына. У старика не было потомства. Хотя в этом году его мощная головка была усыпана крупными семенами. Он был прекрасен!

Заметив мой резкий рывок, товарищи остановились. А когда я вскрикнул в восхищении, заспешили ко мне.

Вот как случается. Петр и Сашка ниже меня ростом и, проходя мимо, очевидно, не могли заметить красный околыш, выглядывавший из-за такого надежного крепостного вала...

Саша сказал: «Вот это да!» Ему явно было обидно, что не он нашел этого великана, независимо от того, что все найденное делится между участниками поровну. Отец, постояв некоторое время молча, сказал только одно слово: «Генерал!» И я сразу почувствовал, что сегодня обрел авторитет равноправного корневщика...

Почтенный старец был с «указателем». Чуть ниже семенной головки торчал в сторону маленький зеленый отросток, и на нем одна только ягодка. По преданиям, он «указывает» направление, где скрывается другой корень. Наш указывал на восток, но, сколько мы ни искали, не нашли.

Корень мог быть очень большим, но он попал своими отростками в камни и сплетение корней соседних деревьев. «Генералу» было много лет; как все лесные старики, он оливково-желтый. Небольшой относительно рост ничуть не умалял для меня его красоты, и я поистине был счастлив. Так же, как много лет назад, когда добыл первого тигра и первого пантача.

32