Вокруг света 1969-05, страница 67

ему присуща завидная прочность. Не удивительно, что в начале века добывалось более пятидесяти тысяч шкурок выхухоли ежегодно. Сейчас предпринимаются попытки по размножению и расселению выхухоли, что нельзя не признать своевременным: загрязнение водоемов сказывается на ней губительно.

Зоологи нашей страны проделали немалую работу по созданию условий, крайне благоприятно сказавшихся на численности таких животных, как соболь, лось, бобр. Точно так же надо поторопиться и с выхухолью.

Путешественники, посещавшие необитаемые районы, неизменно отмечали доверчивость птиц. Потом эта доверчивость быстро исчезала. Но не всегда! В дальневосточной тайге и по сей день живет эндемик — дикуша, которая не боится человека. В воспоминаниях В. К. Арсеньева есть место, где Дерсу знакомит его с повадками дикуши. Дерсу обстругал длинную палку, сделал на конце петлю и легко поймал ею одну из птиц. Остальные лишь взлетели на нижнюю ветку ближайшего дерева! Сейчас дикуш, к сожалению, осталось очень мало. Но повадки свои она не изменила.

В дальневосточной тайге, в лесах побережья Охотского моря эндемиков немало. Но подлинные «заповедники» эндемизма — это, конечно, горы. Издревле известен семиреченский лягушкозуб — земноводное, обитающее в горах Джунгарского Ала-Тау. Длинные гроздья икры лягушкозуба производят ошеломляющее впечатление. Они, словно ледяные сосульки, свисают с камней там, где поток ревет и бурлит, где он бьет их об острые камни. Такой способ прикрепления икры кажется самоубийственным. Но мудр инстинкт! Нежные икринки, заключенные в мешочек из прозрачной, но прочной слизи, нисколько не страдают от ударов. Но зато, на стремнине в воде больше всего кислорода и икринки лучше дышат. Впрочем, прославился лягушкозуб не этим: в прошлом из него делали лекарство от малярии.

В горах нашей Родины, да и всего земного шара, гораздо чаще встречаются эндемики совсем иного рода...

Окруженные ущельями пики высятся наподобие башен цитадели. Но для животных горы становятся крепостями не в переносном, а в буквальном значении этого слова. Резкая расчлененность рельефа, разнообразие температур, влажности, растительности образуют здесь прихотливую мозаику природных условий и воздвигают подчас непреодолимые барьеры. Откуда бы ни взялись переселенцы, сколь бы многочислен ни был вид, в горах он дробится, точно волна, хлынувшая на скалы. Изолированные «брызги» жизни неизбежно начинают меняться под влиянием разнотипных условий — каждая по-своему. Естественная радиация в горах, более сильная, чем на равнине, быстро расшатывает наследственность. Прежние формы жизни становятся пластичными — в горах более бурно идет образование новых видов.

Вот почему горы — это не столько «заповедник реликтов», как пустыня, тундра или тайга, сколько кузница новых форм жизни, важнейший, так сказать, испытательный полигон эволюции сухопутных животных...

Заманчиво было бы рассказать о тех редких и редчайших животных гор, которые являются провозвестниками фауны будущего. Но это невыполнимая задача, поскольку эволюция оперирует мил-лионолетиями и раньше времени явно не обнару-

5 «Вокруг света» № 5

живает новых «лидеров». Потому я расскажу лишь о тех горных эндемиках, которые особенно поражали меня при встрече с ними.

Когда на альпийских лугах Тянь-Шаня я впервые увидел серого аполлона, мне показалось, что это птица... До четырнадцати сантиметров размах крыльев! Сила этой бабочки столь велика, что она успешно борется даже со шквальным ветром, внезапно налетающим с ледников. Между прочим, суровость и переменчивость природных условий гор, видимо, способствует тому, что некоторые новообразующиеся виды, бывшие поначалу эндемиками, постепенно, как это не раз бывало в истории эволюции, распространяются на огромные территории. Они слишком хорошо закалились в горной «колыбели»!

Внимания достойна и темно-бронзовая ящерица — алайский гологлаз. Высокие горы противопоказаны пресмыкающимся, так как резкие перепады температур губительны для этих холоднокровных существ. Гологлаз — единственное пресмыкающееся больших высот. И что уж совсем необычно для пресмыкающихся, гологлаз — живородящее существОь Его детеныши, величиной в 3—4 сантиметра, сразу готовы к нелегкой жизни, в горах. Такое исключение из правил удивительно, хотя и объяснимо. «Нормальные» пресмыкающиеся кладут яйца и, как правило, даже не очень-то за ними присматривают (чаще совсем не присматривают). Этот способ размножения более или менее оправдан в ровном климате. Но не в горах с коротким и переменчивым летом. Некогда природа словно поставила перед гологлазом дилемму: надо было или отказаться от новой среды обитания, в которую его теснила обострившаяся борьба за существование (такой отказ скорей всего сулил гибель), или избавиться от важнейшей черты наследственности. Второй выход был бы сравнительно прост для молодых изменчивых форм жизни. Но пресмыкающиеся — очень древние существа, давно пережившие свой расцвет и уступившие первенство млекопитающим, именно потому, что они закостенели в своем развитии. И все же в гологлазе «любовь к жизни» победила консерватизм древней наследственности.

Подобные проявления пластичности сложных форм жизни наводят на мысль, что однажды начавшаяся эволюция может успешно действовать даже в условиях, с нашей земной точки зрения для этого совершенно неподходящих. В условиях Марса, например...

Первоисточник всех наших знаний о живой природе — сегодняшних, завтрашних и послезавтрашних — сама живая природа. В каждом виде, словно в библиотечных томах, записаны, верней зашифрованы, сведения, многие из которых нам пока недоступны. Есть виды многочисленные и распространенные — утеря этих «томов» нам пока не грозит. Но исчезновение любого эндемика — это уже ничем не восполнимый пробел. Лишившись того или иного вида, мы, быть может, лишаемся именно тех сведений о природе, которых мы больше нигде не сыщем, сколь бы важными они ни были.