Вокруг света 1969-06, страница 46

ГАБРИЭЛЬ ГАРСИЯ МАРКЕС, колумбийский писатель

Очень старый ш человек

С ОГРОЛДН ы ляи

m крыльями

Фантастический рассказ

ЯГ I ождь лил третий день подряд, и они едва ус-щА I певали справляться с крабами, заползающими Овми в дом; вдвоем они били их палками, а потом Пелайо тащил их через залитый водой двор и выбрасывал в море. Минувшей ночью у новорожденного был жар, и они думали, что это вызвано сыростью и зловонием. Со вторника одна и та же унылая картина: небо и море смешались в какую-то пепельно-серую массу; пляж, в мартовские ночи сверкавший искрами песчинок, превратился в жидкую кашицу из грязи и гниющих моллюсков. Даже в полдень робкие лучи солнца едва достигали земли, поэтому Пелайо стоило большого труда разглядеть, что это там шевелилось и жалобно стонало в дальнем углу двора. Приблизившись, он обнаружил, что это был старый, очень старый человек, который упал ничком в грязь и никак не мог подняться, сколько ни пытался, потому что ему мешали его огромные крылья.

Напуганный привидением, Пелайо побежал за женой Элисендой, которая в это время прикладывала компресс больному ребенку. Вдвоем они смотрели в молчаливом оцепенении на лежащее в грязи существо. На нем было нищенское одеяние. Несколько прядей бесцветных волос прилипло к голому черепу, во рту почти не оставалось зубов, и во всем его облике не было никакого величия. Огромные ястребиные крылья, наполовину без перьев, увязли в непролазной грязи двора. Пелайо и Элисенда так долго и так внимательно его рассматривали, что, наконец, привыкли к его странному облику и оправились от удивления. Тогда, осмелев, они заговорили с ним, и он им ответил на каком-то непонятном диалекте хриплым голосом мореплавателя. Без долгих рассуждений, тотчас же забыв о его странных крыльях, они решили, что это матрос с какого-нибудь иностранного корабля, потерпевшего крушение во время бури. И все-таки они позвали на всякий случай соседку, которая славилась тем, что знала все на свете, и той хватило одного взгляда, чтобы понять суть дела.

— Это ангел, — сказала она им. — Конечно же, его прислали за ребенком, но бедняга так стар, что не выдержал дождя и свалился на землю.

Вскоре все уже знали, что Пелайо держит в плену настоящего ангела. Ни у кого не поднялась

рука, чтобы убить его, хотя всезнающая соседка утверждала, что современные ангелы — не кто иные, как оставшиеся в живых и сбежавшие с небес участники давнего заговора против бога. Остаток дня Пелайо присматривал за ним из окна кухни, а вечером вытащил ангела из грязи и запер в курятнике вместе с курами. В полночь, когда дождь кончился, Пелайо и Элисенда все еще продолжали бороться с крабами. Чуть погодя проснулся ребенок, и — о чудо! — он был здоров. Тогда-то они почувствовали прилив великодушия и решили между собой, что сколотят для ангела плот, дадут ему пресной воды и продуктов на три дня и отпустят на волю волн в открытое море. Но когда на рассвете они вышли во двор, то увидели там почти всех жителей поселка: столпившись перед курятником, они забавлялись с ангелом, обходясь с ним без всякого христианского почтения и бросая в отверстия проволочной сетки кусочки хлеба, словно это было животное из зоопарка, а не сверхъестественное создание.

К семи часам пришел падре Гонсага, встревоженный необычной новостью. В это время у курятника собрались люди более степенные и рассудительные, чем те, что пришли на рассвете, и толковали о том, какое будущее ожидает пленника. Простаки считали, что его назначат алькадом всего мира. Другие предполагали, что его сделают генералом пяти звезд и он выиграет все войны. Некоторые фантазеры советовали оставить его как производителя, чтобы вывести на земле новую породу крылатых и мудрых людей, которые навели бы порядок в мире. Падре Гонсага, прежде чем стать священником, был дровосеком. Подойдя к проволочной сетке, он пробежался в памяти по остаткам катехизиса, ища в нем опоры, и затем попросил открыть дверцу курятника, чтобы разглядеть вблизи этого тщедушного самца, который в окружении кур, остолбеневших от удивления, походил скорее на огромную беспомощную птицу. Он сидел в углу, подставив солнцу вытянутые крылья, среди помета и остатков завтрака, которым его угощали на рассвете. Безразличный к происходившему, он едва поднял свои глаза антиквара и пробормотал что-то на своем диалекте, когда падре Гонсага вошел в курятник и приветствовал его по-латыни. Приходский священник заподозрил неладное, уви

44