Вокруг света 1969-11, страница 11

склеили мешки в рост человека. Чтобы придать плавучесть, прикрепили к ним надувные круги и бросили в бассейн, дабы проверить, как относятся к ним акулы. Результат был несколько неожиданным. Акулы не раздумывая набросились на мешки и изорвали их в клочья: белый, красный, желтый, синий... Только черный оставался невредимым. Акулы старательно избегали его, не решаясь приблизиться, хотя приманка соблазнительно болталась рядом. Черный цвет оказался табу. Поэтому для экспериментов с участием людей избрали черные мешки. В них посадили испытателей и пустили плавать в океанариум, где кружило десятка полтора самых кровожадных представительниц акульего племени: голубые и тигровые.

Едва испытатели очутились в бассейне, акулы осторожно приблизились к ним и остановились неподалеку. Они напоминали собак, обнюхивающих незнакомый предмет. Это было страшное зрелище: четырех-пятиметровые хищницы, снискавшие мрачную славу людоедов, и рядом с ними — люди, единственной защитой которым служила тоненькая пластиковая пленка. Но акулы были настроены весьма мирно. Они медленно скользили рядом с испытателями и охотно пожирали куски мяса, которые время от времени подбрасывали им бесстрашные пловцы.

Испытания закончились весьма успешно, и, возможно, новое средство защиты найдет применение. Но пока акулы, как и прежде, остаются одной из самых грозных опасностей для терпящего бедствие.

...К полудню ветер стих. Океан, словно ледяное поле, застыл в неподвижности. Было что-то гнетущее в этом жарком безмолвии, не нарушаемом ни плеском воды, ни привычным скрипом мачты, ни короткими хлопками флага. Даже летающие рыбки, развлекавшие нас своим стремительным полетом, исчезли. Корифены тоже пропали. Штиль. Мозг охвачен каким-то странным оцепенением, каким-то пугающим безразличием ко всему окружающему. Не хочется ни двигаться, ни говорить, ни читать.

— Искупаться бы, — мечтательно протянул Саша.

Но его идея не нашла поддержки: акулы продолжали свое бессменное дежурство неподалеку от лодки, и их расплывчатые очертания темнели в глубине под нами.

— Разве что душ принять, — сказал Герман и, перегнувшись через борт, зачерпнул полные пригоршни воды. — О черт!!!

Он отдернул руки и откинулся на банку. На его правом предплечье расплывалось багровое пятно.

— Кажется, меня какая-то гадость укусила, — пробормотал он, испуганно потирая руку.

Мы кинулись к борту. На голубой поверхности воды виднелись переливавшиеся красками шарики, словно кто-то играючи выдул десятки мыльных пузырей. Это были физалии — медузы сифонофоры, которых биологи за яркую раскраску прозвали «португальским корабликом».

Физалия — удивительное создание. Это целая колония полипов «разных специальностей». При этом каждый добросовестно трудится на благо всего «общества». Разноцветный пузырь с треугольным парусом поддерживает физалию на плаву, другой полип отвечает за пищеварение, третий ведает размножением, а длинные щупальца, унизанные пузырьками стрекательных клеток, обеспечивают колонию питанием и защищают ее от врагов. Каждый пузырек наполнен ядовитой жидкостью. Внутри пу

зырька свернута спиралью зазубренная стрекательная нить, и стоит прикоснуться к щупальцам, как нить, распрямившись, вонзается в тело жертвы отравленной стрелой.

О ядовитости физалий мы не раз читали в книгах о тропических странах. Описывались даже случаи, когда человек, отравленный ядом физалий, погибал. Но эти медузки были слишком крохотны, чтобы вызвать у нас какие-либо опасения.

Между тем Герману становилось все хуже и хуже. Рука сильно покраснела, покрылась мелкими волдырями, словно кто-то хлестнул ее крапивой. Боль, возникшая на месте «ожога», поползла кверху, захватила грудные мышцы. Стало трудно дышать. Пульс участился, стал прерывистым. Гера стонал, охал, судорожно глотая воздух. Тут уж мы забеспокоились не на шутку. Из медицинской сумки, долго лежавшей под банкой без дела, извлекли груду медикаментов. Руку обильно промыли пресной водой, обработали спиртом. К счастью, боль стала постепенно стихать, а часа через полтора совсем исчезла. Лишь яркая краснота еще напоминала о пережитом приключении.

Сколько известных и еще неизвестных опасностей подстерегают странника в океане! Они скрываются в нежных икринках и сочном мясе рыб, вызывающих тяжелые отравления, они заключены в ядовитых лучах плавников уродливой каменной рыбы и в розовом оперении изящных крылаток, в зазубренных шипах скатов, в колючках круглого, как футбольный мяч, диодона и неприметного дракончика, в хрупких иглах морских ежей и отравленном жале моллюсков конид. А смертоносные укусы морских змей, бесшумно скользящих среди океанских волн!

Осторожность, осторожность и еще раз осторожность!

Настало последнее утро и последний медицинский осмотр. Мы изрядно похудели, лица осунулись, обросли щетиной. Но все бодры, словно и не было этих томительных пяти дней и пяти ночей в океане.

На горизонте замерло высокое кучевое облако. Где-то вдали, неторопливо махая крыльями, пролетела стая птиц и растворилась в бледной голубизне неба. Маленькая оранжевая бабочка весело порхает вокруг лодки, не решаясь довериться нашему гостеприимству. Согласно памяткам и инструкциям все это верные признаки земли.

Появление стай птиц обычно свидетельствует о близости земли.

Н. К. П ы н е е в, Действия экипажа самолета, вынужденно попавшего в безлюдную местность.

Отдельное неподвижно висящее кучевое облако в безоблачном небе или среди движущихся облаков указывает на то, что в этом месте находится остров.

Харли К а й с о р, Самолет в опасности.

Но «все врут календари». До ближайшего берега по-прежнему тысячи миль. А тем временем Юра уже связался по радио с кораблем, и мы, улыбаясь, прислушиваемся к голосу корабельной рации: «Дельфин-два, Дельфин-два, я Дельфин. Идем к вам. Поздравляем с успешным окончанием дрейфа».

Корабль, ослепительно белый, появился в лучах утреннего солнца. Мы поднялись по трапу. Палуба почему-то раскачивалась под ногами. Вот мы и дома. Но где-то в глубине души уже просыпается сожаление. Джозеф Конрад был прав: «У того, кто изведал горечь океана, навсегда останется во рту его привкус».

9