Вокруг света 1970-05, страница 54
а не «Дельфин», — подначивал Янек. — Война, Янек, что делать! — Сам знаю. — А ты? — А что я, я тоже возчик. Куда прикажут, туда и пойду. В шестом часу вечера 6 апреля 1944 года «Дельфин» вышел из Очакова, обогнул «кабачок» (так называют местные рыбаки и жители мыс Очаковский) и взял курс в море. Дул слабый южный ветер, и постоянно меняющееся течение в Днепровско-Бугском лимане «работало» в тот день в море. Жители Очакова, те, кто случайно был в это время на берегу, долго еще слышали одинокий и такой непривычный для уха, забытый стукоток старенького «бол инд ера» «Дельфина». И «...все было хорошо». «Потом погода изменилась, — писал Мухин. — Волны увеличились, поднимался шторм. Я сидел впереди машинного отделения и когда взглянул на мачту то увидел, что на тросе мачты было прикреплено наше гвардейское знамя в свернутом виде...» Капитан Константинов любил свою шхуну. Собственноручно каждый год обновлял по бортам и корме надпись, и даже мачта на «Дельфине» была не такой, какая была она у таких же серийных довоенных шхун Херсонской судоверфи, а гораздо выше и прочнее, как у бар-кентин или парусников. Вот и пришла капитану мысль укрепить гвардейское знамя рядом с мачтой. Раз на борту знамя, то где ему быть, как не в том месте, где мачта, где флаг корабля! «Впереди меня, — вспоминал Мухин, — на корме лежали два бойца из комендантского взвода и пели песню «Ревела буря»... Ветер усиливался. Люди стали уходить в трюм, а начальство ушло в машинное отделение. Я остался на месте наблюдать за волнами, так как на море был впервые и мне было все интересно. Потом я услышал как звон бокалов 1 и очутился в воздухе, потом погрузился в море. Когда я вынырнул, то увидел летящие сверху вниз вещи и обломки шхуны. Я невольно снова нырнул. Когда появился на по- 1 Подчеркнуто мной (Л. Р.). И здесь и дальше в письме сохранен стиль автора. верхности, то заметил, что недалеко плавали вещи, щиты, оторванные от шхуны, лодка и люди. Были слышны крики о помощи, но спасать было некому. Люди в беспорядке лезли на лодку и на щиты, щиты переворачивались и накрывали людей. А люди снова и снова лезли на них. В лодку столько налезло, спасая свою жизнь, что она потонула, и люди поплыли к щитам. Мы втроем зацепились за какой-то обломок. Но к нам никто не плыл. Все вещи и обломки уже далеко плыли от нашего. Когда утонули все вещи и не стало слышно криков о помощи, кроме шума волн, мы увидели в стороне от нас мачту нашей шхуны. Мачта все больше и больше погружалась в море... Нас было на обломке трое. Боец из комендантского взвода, капитан-особист и я. Боец тот, что совсем недавно пел «Ревела буря». Когда мы увидели, что невдалеке от нас погружается в море мачта и знамя на ней, капитан-особист заплакал. — Спаси, Мухин, знамя, сплавай... Слышишь, сплавай, успеешь отвязать, — молил он. — Спаси — героем будешь! У капитана были перебиты ноги. Боец не умел плавать. Что мог ответить я им? Я тоже совсем плохо плавал. Я знал, что мне не доплыть. А если я даже каким-то чудом и доплыву, то не вернусь. На наших глазах мачта со знаменем ушла в пучину... Мы еще видели какие-то щиты, которые гнало к берегу, но на них все меньше и меньше старалось забраться людей. Людей накрывало щитами, смывало волной. Мы никуда не плыли, только наш обломок кидали волны. Сначала мы hq поняли, что находимся все на том же месте, и только тогда поняли, когда все вещи и обломки далеко от нас удалились к берегу. Тогда мы догадались, что мы сидим на передней части шхуны, на которой находился якорь. Якорная цепь после взрыва размоталась, и якорь утонул, и мы сидели, как на поплавке. Нас охватила тревога. Все те, кто поплыл на кругах и щитах, доплывут до берега, а нам до берега не добраться, и только одна была надежда, что к нам кто-нибудь придет на помощь. Вскоре стало темнеть, шторм усиливался. Я нащупал расщелины в обломке с обеих сторон, просунул туда ноги, ухватился руками. Когда совсем стемнело, капитан предложил нам кричать хором о помощи. Мы долго кричали, но наш крик поглощал шторм. Мы поняли, что это бесполезно, и умолкли. Вскоре смыло волной бойца, он пошел ко дну как камень, даже не старался всплыть. Наверное, потерял сознание от холодной воды. Ночью мимо нас прошло какое-то судно. На нем в иллюминаторах были видны огни. Мы с капитаном снова сильно кричали, но нас не услышали. После проход^ судна смыло волной капитана. Я остался один. Обломок все больше погружался в воду, и я сидел уже по пояс в воде. К утру шторм стал стихать. Когда взошло солнце, то я увидел впереди себя в пяти километрах берег, **на нем были заметны белые мазанки. Слегка слева было что-то вроде бухты Когда солнце взошло, мне стало гораздо теплее. Это было примерно часов в одиннадцать 7 апреля. Вскоре я увидел, что ко мне приближается судно. Когда оно стало подходить ближе, я заметил на нем стоящих людей, они махали мне шапками. Но вот судно стало обходить стороной, удаляясь от меня, и меня охватила сильная тревога, что и последняя надежда на спасение уходит. Но вот судно развернуло паруса, и пошло прямо на меня, и остановилось против моего обломка. На судне были люди в гражданском. Это были моряки и один военный старшина. Они вынули мои руки и ноги из расщелины и втащили меня на судно. Меня доставили на берег, где мне была оказана медицинская помощь». Вот все, что рассказал в своем письме Михаил Филиппович Мухин. Для поисков затонувшего «Дельфина» этого было мало. Надо было искать людей, которые бы могли указать ме 1 «Слегка слева было что-то вроде бухты» — это участок между островом Березань, мысом Аджияск и Бейкушской косой. Мухин смотрел с того места, откуда кажется, что слева залив. На самом деле остров Березань накладывается (проектируется) на мыс Аджияск, и создается полная иллюзия залива. 52 |
