Вокруг света 1970-09, страница 12мрл, горе велико, встать не могу с огорченья! — Я ж, — говорит мастеру-то при всем скоплении народу, — я ж тебе что говорил? Как договаривались? Какое мое первое условие? — Чтобы красный угол на восток смотрел, потому вы человек религиозный! Так и сделано; опять же совпало, что дом челом к челу с другими домами встал согласно и сдружливо! — Как так! Не так! Красный-то угол не торцом бревен глядит, а иконами. В обратную сторону надо было дом-то ставить! — Встал со снегу, отряжается, снег кнутовищем сбивает, да говорит умильно и тихо: — Вот мой сказ: как вы хозяйский плант нарушили, то и заплачу я вам вполовину договоренного. И за то благодарите. — А сам от радости уж улыбаться стал, эка хитрило, почище Протокишных Глаз! Ну, что ж делать? Могли, конечно, городскому бока обмять, так славу худу о себе пустишь. Слава для плотника что для девки на выданье — первое дело! А хозяин из саней обернулся и вовсе со смехом: — А то, коли желательно, домок-то поверните до завтрева кругом... покуда я в Питер не уехал. Так я вдвойне противу договоренного уплачу. Тоской хочется батюшке-покойнику угодить! — Уговор, хозяин?! — окликнул, посветлев, мастер. — Такой, что и денег дороже! Вот соседи свидетели. Ворочай, только пуп не сорви! — захохотал, как леший, да улетел с санками... Только хохотал-то он рано. На другой день приехал, а дом-то его, на смех всей деревне, к нему передом, к людям задом стоит. Жаль было плотникам своего труда, свою красу-работу портить, да что поделаешь: копейка, она мастеровому человеку даром тоже не дается. Как это они сделали, спрашиваешь? То-то и есть, я об этом в добрый час вспомнил! По весне ведь не у одной березы плоть разгуляется, елка темна-темна, а и у нее над корой сок так и журчит. Вот мастер послал мужиков срубить несколько елок потолще в болотине. Да под каждый угол и подсунули по толстой плахе, а потом кольями-рычагами стали на сруб нажимать да дом помаленьку поворачивать, по свежей-то, скользкой елке хорошо идет. Сходит угол с елки — новую плаху подкла- дывают. А чтоб поставить угол на елову плаху, надо ее поднять? Так тоже просто — конец бревна под угол, под бревно это—опора, да принемогут, да приналягут, да принависнут — угол на этих весах и поднимется. Рычагом опять же. Вспомнил я об этом и заснул. Может, это и деревенская сказка, не разберешь, где складка, где правда, а мысль мне подсказала. Утром опять собрались на совет. Один ученый человек и говорит: — Вчера в шутку говорено, а ничего не придумаешь, надо всю конструкцию разбирать, венцы вставлять, снова собирать. Другой говорит: — Можно домкратами поднять, есть большие домкраты, поднимают многи тонны. Первый возражает: — Эти большие домкраты не доставите, не установить в киж-ских условиях. Опять же скоро кончится навигация. Тут я из угла говорю: — А может, так-то и так вот... Северик в тот день вовсе облю- тел, да еще как мы с северной стороны... Но потом с нас аж пот закапал, как пошла громадина бревенчатая вверх! Ввысь на семь метров уходили стоймя толстые бревна. Стояли они на рубленой бревенчатой площадке, под площадкой — опора — весы этаки... На одну «чашку» кладем груз, разновесками — бревна, камни. Другая «чашка» толкала вверх стояки... Еще вворотили комель — стронулись весы, прина-тужили сруб, приподняли... Все стали мы сами на площадку, что-то треснуло, что-то упало внутри церкви, — пошел вверх огромный многотонный сруб! Конечно, ты не подумай, что в один день все соделалось — несколько недель понадобилось, почти месяц, но задача была решена такая, к какой и приступиться было некак. Первая сложность — основание сруба, который поднять-то надо было, на высоте семиметровой лежало, вторая сложность — не дом поднимали, церковь, какой цены нет... Ну да ведь и мы не простые плотники — реставраторами нас величают! Кузьмичевы именины Было в Михайлов день — аккурат мои именины... Мы тогда часовню из Леликозера реставри ровали, что теперь в Кижах стоит. В Леликозере был престольный праздник. С утра я с Костей Клиновым на машине в Ламбас-ручей за тесом ставился, да деньги на почте получил, на всю бригаду. Мужики на квартире. Стояли мы постоем у Марьи-вдовы... Наша, с Толвуй взята замуж. Обратно едем — что-то торопко на сердце! У мужиков ни копейки нет, и получка задерживается... Нудю Василию — шоферу-то: погоняй, мол, ждут... Приезжаю, шофер с Костей доски скидывают, а я бегом в избу. Там поло! Никого. Мальчонко прибегает — Марьи сын. «Где,— говорю, — мужики? Не знаешь ли, Женюшка?» Женькой звали... «Знаю, — пищит. — Оны в часовне! Красивые такие, рычат, а бабушки руками машут». Тут я не дослушал, давался в часовню. Архангела Михаила, озорники, справляют! А дело-то седьмого декабря, снег беленький, свежий — уж вижу — дорога какая к часовне... набежало богомолок! И верно. В часовню не пропихнуться. А под иконами Федька — второй был шофер — питрахилб внакидку, передом назад, книга в руках толстенная... Ревет медвежьим обычаем — службу, охальник, правит! Елупов Борис — за дьякона. Ручища из ризы выпирают, в ручищах — кадило, машет, будто тес пилит. Меня увидели — служба стала. Только кадило качается и вредным дымом чуфыркает. Выхожу и населению объясняю очень понятно. «Эта религиозная пропаганда, — говорю, — насквозь фальшивая! Это приехали не поп с дьяконом — они переодетые реставраторы. И часовня эта — не часовня. Она — памятник народному мастерству...» Я еще не кончил их дальнейшее просвещение — кинулись старухи бечь, а причт за ними в трапезную метнулся. «Эх! — говорит Борис-то, — хорошо, онн угощенье —л рыбники, калитки да яйца — в трапезной на полочки заранее положили, да ухватить не успели! И напрасно ты, — говорит, — смотришь на нас с презрением. Не Михайле архангелу мы служили — бога нет, а архангела и подавно! — тебе хотели удружить! На именины-то тебе сегодня нет ничего, как мы оказавшись перед получкой в дороге! Мы к Марье — спеки хоть колобов либо калитушек! А она нас и научила. У них в обычае причт угощать. Вы-де отслужите — с вас не убудет». to |