Вокруг света 1970-09, страница 27
Фото АПН нет ничего лучше кисло-сладких брызжущих ягод. По мокрому пружинистому мху я иду вслед за Кондратом Осиповичем. На боку у Кондрата Осиповича болтается футляр от фотоаппарата, и в нем патроны. Но почему в его двустволке за спиной один ствол заткнут про масленной тряпкой и конец ее торчит наружу? Мы вышли не на охоту, а идем замерять снег, но уж коли взял с собой ружье... Нет, конечно же, здесь что-то не так. У человека, прожившего в этих местах почти тридцать лет, во всем свой порядок, и приобщиться к этому порядку за ка-кую-нибудь неделю просто невозможно. Каждый день открывает что-то новое и вместе с тем не оставляет ощущения, что впереди нового еще больше. Зачем, например, брать с собой в лодку топор, если ты идешь на середину реки и не собираешься рубить лес, а едешь проверять бакен? Деталь, в общем, не существенная, но их столько, этих деталей, что рядом с бакенщиком начинаешь чувствовать себя поначалу неуютно и тебе все кажется, что ты что-то делаешь не так или что-то забыл сделать. Кондрат Осипович останавливается, прислушивается. Вокруг журчат бесчисленные и невидимые ручьи. Это талые снега тайги сбегают в Енисей... Весна. С утра и особенно в полдень река словно оживает. Енисей ворочается, обламывает берега, и холодные рыжие волны несут льдины и выхваченные с корнями деревья. И на всем своем долгом пути к океану вбирает в себя Енисей талые снега, речушки и реки, ширится, поднимается и всматривается в таежные берега К ночи, устав и успокоясь, река затихает. Опускается к земле сизо-голубая дымка облаков, и уже трудно различить грань между водой и небом. — Вода прибывает, — говорит Кондрат Осипович. То Же самое он сказал и третьего дня. Стоя на высоком берегу, он долго смотрел на реку Сырой и напористый ветер ершил его рыжие бороду и усы. — Вода прибывает, — сказал бакенщик и пошел вниз вытаскивать из воды свои лодки. Мы вытянули лодки подальше и, как лошадей, привязали к деревьям... Только сейчас, уже в пути, я вспоминаю, что, когда мы выходили из избы, Кондрат Осипович позвал с собой лайку, поманил ее и пошел не оглядываясь. — Где же собака? — Чужого чувствует, — не оборачиваясь, отвечает Кондрат Осипович. И опять становится не по себе. Уже неделю я здесь, и лайка ко мне давно привыкла, и сам бакенщик, и его жена Кондрать-евна, как зовут ее гости, давно приняли меня, а вот захотелось пойти с бакенщиком в тайгу, и собака не признала за мной этого права. Все дальше уходим в лес. Кондрат Осипович идет резво, поглядывая по сторонам. Снега все больше, и идти труднее, но ему как будто именно такой снег и нужен, будто он только по такому умеет ходить и другого не хочет. И пока идет, нет-нет да обронит слово-другое: — Водичка скатывается... — он улыбается и прислушивается к журчанию ручьев — Открывается удовольствие, — опять роняет Кондрат Осипович. И именно этими двумя словами он обозначает все, что связано с весной. Это и теплое солнце, и непокорный Енисей, и начало навигации, а значит, и караваны судов, и хлопотная, иногда бес- Рисунки Г. ФИЛИППОВСКОГО |
