Вокруг света 1970-09, страница 32

Быстро темнеет в горах. Момент — и ночь за окном. А спать еще вроде рано. И не петь в такую погоду, не читать... Качается огонек свечи.

Гляциологи — кто в спальном мешке по пояс укрылся от промозглой сырости и холода, кто закутался в меховые куртки — слушают снежные шорохи. Глядят, как в одиночестве у стола Бычков нехотя трогает струны гитары.

— Пиии-ить! Пиии-ть! — стонет за стеной жалобный птичий голос.

— Завела теперь музыку... — недовольно ворчит из-под потолка, с верхних нар,. Арутюнов. Полжизни провел он в горах и знает: ьаунывный голос этой птахи не обманывает — к долгой, затяжной непогоде.

Снежными ночами «Зеленая гостиница» кажется обитателям отрезанной от всего мира. Тревожно, раскатисто гремят лавины, сорвавшись с крутых склонов Чегет-кара. В редкий просвет в тучах проглянут колючие огни низких звезд — и опять пурга, снег...

Словно больной в забытьи, мечется за стеной птичий крик.

— Весна... — досадливо крякает Бычков и ставит в угол гитару. — Весна... Вот и птички прилетели...

По календарю-то и вправду весна. Тридцатое мая сегодня. Послезавтра — первый день лета.

Отряд собрался в конце апреля на гляциологической станции МГУ в Азау. Здесь можно было бы немного и побездельничать, поваляться в последний раз на мягких постелях уютных коттеджей. Но начальник отряда Валерий Фрейдлин нещадно торопил всех. В соседнем поселке Тер-скол, да и в Азау тоже, бежали веселые ручьи, снег сходил на глазах, и Валерий опасался, что на леднике Джанкуат началось таяние и они опоздают со снегосъемкой.

К «Зеленой гостинице» перебросили вертолетом экспедиционный скарб — вьючные ящики с приборами и литературой, спеленатые палатки, провиант, альпинистское снаряжение, газовые балло-йы. А когда схлынула лихорадка переезда и можно было не торопясь оглядеться, увидели — нетронутыми глубокими снегами укрыт Джанкуат и моренные гряды протаяли лишь чуть-чуть по южным склонам. Здесь, в центре Кавказа, на высоте трех километров еще стояла зима.

Балок под самую крышу был завален снегом. Дверь сразу и откопать-то не смогли. Самое необходимое затащили в комнату через окно. Лопатами работали до седьмого пота, и Валерий представлял, каково придется отряду, когда надо будет идти на Джанкуат проводить первую снегосъемку.

Эта работа и в прошлом году отняла много сил. И даже в экспедиционном отчете — «О исследованиях 1969 года на репрезентативном горноледниковом бассейне Джанкуат», — где, как правило, не принято давать волю эмоциям, оказались строчки: «Проведение трех снегосъемок связано с большими затратами труда, однако это было вызвано необходимостью...»

И в этом году была та же необходимость — выяснить для начала, сколько снега скопил за вьюжную зиму Джанкуат, определить среднюю плотность сезонного снежного покрова и рассчитать, много ли воды запас в своей белой шубе ледник.

Они вышли на рассвете, пока еще твердый наст держал человека и не надо было пробиваться по

колено в снегу. Сверху, из огромной каменной чаши, где лежал Джанкуат, тянул стылый ветер, швырял крупой в лицо. Гляциологи миновали «муравьиные кучи» — черные пирамидальные скопления камней и грунта, и, тяжело вбивая в наст носы отриконенных башмаков, двинулись вверх по крутому склону.

Их было четверо. Фрейдлин, Арутюнов, метеоролог Инна Данилина да повар Станислав Игнатов, или попросту Стае. Остальные ребята разделывались в Москве со своими делами. Они будут постепенно подъезжать, потом приедут на практику студенты, и в конце концов отряд станет настоящим отрядом, человек в 35—40, и в лагере под Джанкуатом станет шумно и весело.

Но пока их было всего четверо. А время не ждало. И они отправились вчетвером. И Стае тоже шел. Он был подходящим поваром для отряда — за свои двадцать с небольшим лет он успел заработать столько спортивных разрядов, что временами сам путал, какой, за что и когда получил. И из кухни московской столовой он ушел в отряд, чтобы быть поближе к горам и горным лыжам.

Через час с четвертью они добрались до метеоплощадки на языке ледника и разделились: Арутюнов и Стае прошли выше — в фирновую зону, а Инна и Валерий остались на языке.

Валерий подержал на ладони шестиметровый вибрирующий шест — снегомерный щуп, ощутил его легкость и упругость, повернулся к Инне: «Начали?..»

Щуп легко пробивал снег этого года и задерживался, когда натыкался внизу на фирн или лед. Сначала это походило на забаву — проткнул снег, взял отсчет мощности пласта, и дальше, к новой Точке. Но точек на четверых было около двух сотен да еще четыре шурфа, копать которые было вовсе несладко на такой высоте, да работа с плотномерами...

Ближе к вечеру Валерий почувствовал, что щуп стал непомерно тяжелым, словно металл внизу примораживало, защемляло. Надо было чаще отдыхать, но присесть некуда — вокруг только снег, и Валерий устраивал передышку, опершись о щуп, как о посох, и оглядывался вокруг — Джанкуат и долина под ним жили по своему календарю, и он знал этот календарный черед.

...Первыми проснутся морены под весенним солнцем. Шорох пойдет, треск. Загремят со склонов камнепады. В июне у «Зеленой гостиницы» зацветут розово-белым цветом рододендроны, вылезет трава, с гор к лагерю будут приходить туры. На леднике откроются трещины — останутся над ними кое-где только снежные мосты, места страшные, неверные. Промоины- появятся на языке, ледяные туннели. Побегут по ним ручьи и речушки, а в фирновой зоне, под перевалом Гумачи, где выше и холоднее, трещины все еще будут хранить тишину и мрак.

Потом придут летние снегопады, а за ними поползут снизу из долины густые туманы, и над лагерем они встретятся с горными ветрами, заклубится молочная пелена, прорываясь к леднику, будет расти вверх, точно пороховой взрыв, но не выдержит и скатится за моренный склон, к круглому глубокому озеру... Зачастят к леднику группы туристов, альпинисты и гляциологи не будут чувствовать себя заброшенными йа край света.

Да, летом отрдду было работать не в пример веселее. Вот если бы еще не трещины... До сих

30