Вокруг света 1970-09, страница 36

— Мясники, — коротко сказал дед.

А счастье между тем переметнулось к тем, кто ловил у самой запруды. Там человек пять стояло по колено в воде, держа удочки на весу. Но ловилось только у одного. Это был мальчишка лет семи. Из-под самых ног у взрослых он тягал одного карася за другим.

— Дядь, оними... — просил он их.

— Давай, — соглашался тот, что в телогрейке. — Да держи ты! Держи его крепче!

— Не снимай у него, — поучал его другой, этот был в галифе. — Пускай учится, пускай до берега ведет. Веди, сморчок, смелей! Чтоб рыло из воды торчало... Упустишь! Упустишь сейчас!

«Галифе» сокрушался. Этот с наслаждением бы показал, как тащить, да вот нечего было показывать.

— Чтоб леска! Леска чтоб натянута была! — кричал он, через силу смеясь.

Мальчишка выскакивал из воды, зажимая двумя руками карася, и вскачь несся к отцу. С криком «Пятый!» он летел, ударяя землю босыми пятками.

— Как в сказке! — кричал он посиневшими от холода губами и снова лез в воду.

— На что ловишь? — строго спросил «галифе». У него уже не было охоты смеяться.

— А у меня, дядь, на все клюет!

— На тесто небось... Дай теста!

— Не могу, дядь... Я б дал. Нельзя! У кого карась хорошо берет, тому нельзя отдавать... — объяснил он, таща нового карася.

— Вот композитор! — восхищался тот, что в телогрейке. — Ну, дает! Композитор, да и только! — повторял он, радуясь, что наконец нашел слово, которое объясняет всю удачу малыша.

— Гриш! — кричал он его отцу, и неслось это по всему озеру. — Да он у тебя композитор! Прям композитор, туды его...

«Девятый!» — откликался счастливый голос «композитора».

Пробегая мимо нас, он прокричал:

— Окунька поймал! Вот такого! — Показывать было нечем, в руках трепыхался, распахивая белые губы, карась.

— Выпусти окунька! — вдруг закричал до сих пор молчавший отец «композитора».

— Да я уж выпустил... У меня карась!

ДРАГОЦЕННЕЙ, ЧЕМ АЛМАЗ...

▼ со стр. 23

— Водные ресурсы не только природное, но и историческое понятие. Для земледельцев древности все водные ресурсы заключались в протекающей мимо реке. Пусть тут же на глубине сотен метров залегали мощные артезианские воды, — они для земледельца той эпохи как бы не существовали. А мы ими свободно пользуемся. Но вот ледники Антарктиды и Гренландии для нас пока тоже недоступны, хотя в них сосредоточена масса пресной воды, равная стоку всех рек земного шара в течение столетий. Но почему мы должны полагать, что так будет вечно? Придет время, и ледники Антарктиды будут включены в оборот, и весь Мировой океан послужит нам, когда мы научимся эффективно опреснять воду, что, кстати, не за горами.

С загрязнением воды тоже не все просто. Дело же не столько в самих промышленных стоках, сколько в том, что малая их часть портит несравненно больший объем чистой воды, так как сбрасываются они непосредственно в источники, откуда мы берем воду. Если бы этого не было, если бы сточные воды не сбрасывались, то одной только речной и озерной воды хватило бы для десятков миллиардов людей и «всего их хозяйства. Поэтому охрана воды и умножение водных богатств — это, в сущности, одно и то же.

Можно возразить, что слово «если бы...» всего лишь бла^^З^уюжелание. Но в проекте основ пре-дусмотрено^^аконодательное запрещение порчи воды.

— Готова ли, однако, к этому техника?

— Мировой опыт показывает, что уже сейчас почти всю промышленность можно перевести на замкнутый цикл, при котором сточная вода очищается и вновь используется предприятием. Это, повторяю, данные опыта. Но это не единственный и, возможно, не лучший путь. Ведь сама территория заводов, как и территория городов, служит источником загрязнения. Да и в схемах замкнутого

водоснабжения трудно избежать утечки. Опыт природы подсказывает иное решение. Артериальная и венозная кровь смешивается и течет по одному руслу только у низших организмов. При «конструировании» высших организмов природа, думаю, не случайно избрала иное решение.

— Но можно ли разделить «артериальную» и «венозную» воду и создать «орган», который бы перерабатывал одну в другую?

— Присмотритесь к тенденции. Было время, когда всякое предприятие сбрасывало отработанную воду, где ему вздумается, когда ему вздумается, и если и очищало ее, то только «своими силами». Затем возникли районные, а теперь уже и городские очистные коллекторы. Проследив тенденцию, нетрудно предвидеть появление межгородских, межобластных, а затем и общегосударственных коммуникаций загрязненных вод. Всю эту воду можно будет подавать к мощным комбинатам очистки и переработки, откуда будет течь уже «артериальная» вода.

— Но это же гигантские объемы!

— Сколько у нас добывается в стране угля? Порядка полумиллиарда тонн. И железнодорожный транспорт справляется с перевозкой этой массы? Справляется. А общее количество твердых неути-лизируемых остатков от сточных вод (после их «выпаривания» и «вылавливания» всех нужных промышленности продуктов) не превышает 2— 3 миллионов кубометров. Выходит, что уже современный транспорт может справиться с вывозом остатков всей отработанной воды.

Есть и параллельный вариант. Самую стойкую, трудно поддающуюся часть сточных вод кое-где можно отводить в морские глубины. В Черном море, например, ниже 200—250 метров начйнается^ш^^ зона сероводородного заражения. Если угодно, это^Щр естественный «очистный цех» колоссальной вместимости. Мировой опыт опять же показывает, что подача отработанной воды на глубину свыше 250 метров — уже не проблема. Черное море таким способом мы не испортим, так как объем сероводородной воды в нем настолько велик, что сброс промышленных стоков его практически не увеличит.

34