Вокруг света 1970-09, страница 76

на Гавайских островах, всовывал свой клюв в специальный раструб гидрофона и говорил, а его сородич, находясь на расстоянии 8000 километров, слушал и отвечал.

ТОРМОЗ ПРЕДВЗЯТОСТИ

В умах людей долго господствовали предвзятые представления о животных. Религиозный догмат о «божественной» природе человека отделил его от остальных живых существ «зияющей пропастью. И только во второй половине прошлого века сокрушительный удар этим представлениям нанесла теория Дарвина. Следует вспомнить, как высоко оценили значение эволюционной теории Маркс и Энгельс и какое неистовство вызвала она среди реакционно мыслящих философов, ученых. Эта борьба вокруг теории происхождения человека еще не стала достоянием истории: достаточно вспомнить, что в ряде штатов США преподавание дарвинизма было запрещено до недавнего времени.

Пренебрежительное, высокомерное отношение к животным, сознательная, а чаще несознательная недооценка их способностей имеет и другие корни. Весь строй буржуазных отношений поддерживает психологию, которая рассматривает окружающее сквозь призму денежных интересов, приучает человека взирать на все с точки зрения извлечения прибыли. Эксплуатация человека человеком неизбежно заставляет рассматривать и животных только как объект эксплуатации, только как дающий доход предмет. Не случайно человек ранее требовал, чтобы животные учились понимать человеческий «господский» язык, и не снисходил до изучения «языка» самих животных.

К этой теме мы еще вернемся, а пока отметим, что такой подход к животным, бесспорно, затормозил развитие теории и, очевидно, нанес ущерб практике, ибо установление тесного речевого контакта между людьми и животными, как мы сейчас увидим, могло бы принести огромную пользу науке и практической деятельности.

Возьмем для примера бобров. Даже специалистов иногда поражают размеры построенных ими плотин, целесообразность выбора места, сложность конструкций и разнообразие типов бобровых жилищ. Причем их

строительное искусство — отнюдь не застывший стереотип. Любопытен такой опыт. Сквозь бобровую плотину у ее основания пропустили дренажную трубку. Вода начала быстро уходить из пруда. Звери забеспокоились и пытались приостановить падение уровня воды. Вначале сработали автоматические, традиционные навыки: бобры принялись надстраивать плотину, таскать ил на ее гребень. Это, разумеется, не помогло. Тогда звери отыскали торчащий выше по течению конец трубки и попытались забить его илом. Но исследователи предусмотрели эту возможность: вода в трубку поступала не только через ее торцовую часть, но и через несколько боковых отверстий. Замазать их звери не смогли. Тогда они — опять-таки безо всякого успеха — длительное время пытались закупорить наружный конец трубки. Уже эти действия зверей были весьма сложными и давали основание полагать, что здесь ученые столкнулись с принципами элементарного мышления. Последний их поступок, по мнению ряда специалистов, не оставляет в этом никаких сомнений. Бобры в конце концов нашли единственно правильный выход. Они изменили форму плотины так, что ее основание оказалось ниже стока дренажной трубки. Убыль воды прекратилась...

Очевидно, одними инстинктами описанные действия бобров не объяснить — в данном случае мы имеем дело с проявлением элементарного разума. Такую возможность ученые допускали уже давно. Еще Ч. Дарвин писал о наличии у некоторых животных разума. Хорошо известно также, что, когда И. П. Павлов начинал свою работу по изучению высшей нервной деятельности, он боролся против антропоморфизма, ставящего знак равенства между психикой человека и животных. Он даже запретил говорить в лаборатории: «собака подумала», «собака захотела», «собака почувствовала». Но в последний период своей деятельности он уже писал, что условный рефлекс есть явление не только физиологическое, но и психологическое. А однажды, рассердившись на своих помощников, ученый даже прикрикнул: «Затвердили — все рефлексы да рефлексы, а где сообразительность, ум?» Незадолго до смерти великий уче

ный говорил «о зачатках конкретного мышления» у человекообразных обезьян.

Разум человека, конечно, уникальное явление природы. Но не следует забывать тезис Энгельса, который считал, что и у человека, и у животного в основных чертах одинаковы все, кроме диалектики, виды рассудочной деятельности и что разница лишь в степени их развития (кстати говоря, диалектическое мышление возможна и для человека лишь на сравнительно высокой стадии развития). Эти мысли Энгельса находят сейчас все больше подтверждений. Теперь представим себе на минуту, что нам удалось познать и освоить, скажем, «язык» таких талантливых и трудолюбивых гидростроителей, как бобры, изучить и понять механизмы, которые управляют действиями этих «лесных инженеров». Тогда мы, очевидно, сможем рационально использовать их для подводного строительства...

Общеизвестно утверждение кибернетики, что в тех случаях, когда между двумя системами можно установить связь, например, посредством языка, возможен целенаправленный процесс управления.

Продолжая подобные рассуждения, мы, по-видимому, совершенно логично подойдем к выводу, что для подлинного управления животными нужно научиться командовать ими, чтобы они выполняли наши приказания, излагаемые на их «языке». Иначе говоря, - мы должны научиться говорить животным: «Иди сюда!» или «Иди туда!», «Делай это!» или «Не делай этого!» Чтобы осуществить такое управление, нужно в совершенстве овладеть «языком», который животные понимают, которому они повинуются. Так, научившись подражать крику гусей и познакомившись с их словарем, профессор Конрад Лоренц, как он рассказывает, подружился со стадом гусей, стал полноправным членом этой компании. И хотя языковые упражнения давались ему с трудом, он все же довольно часто беседовал с гусями, при этом обе стороны хорошо понимали друг друга. Настолько хорошо, что, когда ученый советовал им ускорить шаг, подольше задержаться на лужайке или перейти на новое место, гуси следовали этим советам, данным на «чистом гусином языке».

74