Вокруг света 1972-03, страница 70

о котором пойдет речь, так понижал китов, какие понимал их ни один человек ни до него, ни после. И он любил бродить по свету и много путешествовал, и веки его были красны от соли многих морей. Страдания родины заставили его бросить берега Ирландии и скитаться по свету — ничем он не мог помочь родной стране. У меня нет никаких предубеждений к людям или к другим странам, если не считать предубеждением моего искреннего чувства, что было бы гораздо лучше, если бы Британской империи вовсе не существовало. Это не предубеждение, а здравый смысл и чистая логика. Тимоти О'Мира, мой предок, рассуждал так же, как и я.

Большую часть своей жизни Тим О'Мира провел на море, так как берега населенных стран всегда напоминали ему о том, что у него нет своей собственной счастливой родины, и самое большое удовольствие он находил в рыбной ловле и в охоте на китов. Гренландия и Исландия были ему хорошо знакомы, и побережье Лабрадора тоже, и одинокие скалистые острова, встающие из моря.

И вот раз, когда Тимоти О'Мира сидел на таком диком острове, распевая свои песни перед чайками и тюленями, до него вдруг донеслись страшный рев и стоны, визги и вздохи. Он взобрался на высокую скалу и бросил взгляд вдаль.

Громадную китиху увидел он. Был час отлива, и она лежала на мели, била хвостом по воде и перекатывалась с одного места на другое.

«Что это зверина там делает?» — говорит про себя Тим. Но тут же сообразил, что китиха стонет от боли. Она корчилась и терлась спиной об острые камни.

«Она трется спиной о скалу», — говорит дальше Тим. И это его немало удивило — никогда еще не слыхал он, чтоб у китов были блохи. Быстро сел он в свой ялик и как можно ближе подплыл к зверю. И тут он увидел, что китиха действительно чешет себе спину, пытаясь освободиться от гарпунов, торчавших у нее в спине.

«Бедняжка», — говорит Тим. Хотя он частенько охотился на китов и немало их убил.

В эту минуту китиха глянула ча него одним глазом, да так жалостливо и разумно, как глядит щенок, которому в лапу попала заноза. Она уже не билась,

а лежала тихо и только стонала.

«Угодно ли вам, сударыня, чтобы я вытащил гарпуны?» — сказал Тим, и сердце его сжалось от боли.

Что-то очень благопристойное было в этой китихе, словно она была матерью десятка ребятишек, вечно занятой тем, чтобы смотреть за ними, нянчить их и поить чаем. И он..не мог не назвать ее сударыня.

Китиха опять застонала и пристально взглянула ему в глаза: кит — единственное существо из всех божьих тварей, которое может прямо смотреть в глаза человеку и мыслью ответить на его мысль. Так глядели они друг другу в глаза несколько минут, и доброе чувство, которое было в сердце каждого из них, проникло в душу другого.

«Я сделаю это для вас, сударыня», — сказал Тимоти О'Мира, когда она опять застонала. Он взошел на спину китихи и один за другим начал вытаскивать гарпуны.

«— А ну-ка, повернитесь немножко, сударыня, чтобы я мог вытащить вот этого дьявола у вас в боку», — говорит Тим. И она, понимая его, сразу повернулась и с мужеством выдержала боль, которую причинило ей извлечение гарпуна. Тим покраснел, когда увидел, что то был один из его собственных старых гарпунов: на нем стояли начальные буквы его имени.

«Я попросил бы у вас извинения, сударыня, если бы думал, что вы помните, — говорит Тим. — Конечно, попросил бы, миссис Мак-Лир!»

Ему вдруг пришло в голову, что он должен дать животному имя. Древним морским богом ирландцев, еще до того, как к ним явился святой Патрик, чтобы обратить их в христианскую веру, был Мананнан Мак-Лир, и эта громадная разумная китиха, подумал Тимоти, должно быть, была супругой Мананнана Мак-Лира. С этой минуты он стал называть ее миссис Мак-Лир.

«Ну вот, миссис Мак-Лир, — говорит Тим, — остался только один гарпунчик, и я его вытащу так легко, что вы и не заметите».

Однако из-за этого последнего гарпуна Тим сам чуть не погиб. Когда миссис Мак-Лир почувствовала, что последний крючок выходит из ее тела, она так возрадовалась, так исполнилась благодарности, что футов на сто двадцать подскочила ближе к смеющемуся солнцу и всей своей

тушей в шесть тысяч пудов шлепнулась в воду, высоко вверх подбросив храброго Тима прямо в стаю кружившихся над водой чаек.

Тим выбрался из воды и, стоя на берегу, глядел, как ныряла и прыгала от радости китиха и пускала в воздух огромные фонтаны.

Потом она подплыла совсем близко к нему и выгляйула из воды сперва одним глазом, потом другим, и начала играть и перекатываться на воде, словно хотела этим отблагодарить его.

«Не стоит благодарности, миссис Мак-Лир», — говорит Тим, улыбаясь и в то же время сильно волнуясь. Самое трогательное в характере кита то, что ему свойственна та же резвость, веселость и смешные ухватки, какие можно наблюдать у щенка или котенка, — ему хочется играть и резвиться и свернуться калачиком на коленях у своего друга, а между тем по величине он равняется океанскому кораблю.

Если бы мне не пришлось слышать это от своего дедушки, а тому от своего, и так дальше до самого начала рода О'Мира, то я никогда бы не поверил, что между Тимоти О'Мира и миссис Мак-Лир зародилась самая горячая дружба. Она стала сопровождать его во всех плаваниях, далеких и близких, и ради нее он совершенно отказался от охоты на китов. При ее покровительстве и содействии он близко познакомился с другими властителями роленой Атлантики.

Часто сидел он в пещере на скалистом острове, играл на своей арфе причудливые мелодии и пел кельтские песни, и его пение разносилось далеко вокруг, и миссис Мак-Лир резвилась на волнах при лунном сиянии. И частенько не меньше чем два или три десятка приятелей являлись к ней, чтобы вместе провести вечерок. На многие мили беспредельного океана слышны были звуки арфы Тимоти О'Мира, и море кипело и волновалось от чудесных плясок китов, и серебристый свет луны играл на волнах!

Тимоти сделал нечто вроде упряжки, набросил ее на голову миссис Мак-Лир и привязал к ней свой ялик. Теперь он уже не плавал под парусами — в его распоряжении была огромная сила... А иногда он садился на спину китихи ялик тащился позади — и так плыл, похлопывая ее то по одному виску, то по другому, как делают это восточ

68