Вокруг света 1972-10, страница 43

тяжеленные, хоть и пустые, каждый нужно просунуть сквозь бамбуковую решетку, установить и зафиксировать веревкой, чтобы не шатался и не терся боками о те, что рядом, — вот, кажется, все, — как, еще один?!

— Сантъяго, ты же говорил, их шесть, у меня не осталось свободного места!

— Извини, я ошибся, их семь.

Это значит — вынимай, раздвигай, перетасовывай, ищи оптимальный вариант, как в детской игре в мозаику.

Заглянул Жорж, весело ухмыльнулся: «Дураков работа любит!» — и вскоре мы услышали наверху пение, посвистыванье и грохот посуды, стало быть, Жорж принялся за генеральную уборку кухни.

Пение чередовалось с репликами, жизнерадостными, но не вполне печатного свойства, и я обратил внимание Сантъяго на то, что в отличие от прошлого года мы стали менее стеснительными в выражениях.

— Жорж — змей, — буркнул Сантъяго неожиданно сердито.

— Сантъяго — змей, — немедленно, как эхо, донеслось сверху. Звукоизоляции на «Ра» практически не существовало...

Позднее, за обедом, Жорж совсем «расшалился». Он оседлал своего любимого в последнее время конька и пристал к Кею — правда ли, что тот еще в Сафи, когда праздновался день рождения Ивон, отказался танцевать с Андре, женой Сантъяго.

Целомудренный Кей пытался всерьез изложить свою точку зрения: «Прошу извинить меня, я танцую только с собственной женой!» Он прижимал руки к сердцу и вежливо кланялся, а Жорж веселился: «Умница, похвально, тебя можно без опаски знакомить с женщинами! Ну расскажи нам еще что-нибудь, как ты вообще смотришь на эти дела!..»

Тут Сантъяго, которого все это немножко задевало, поскольку было упомянуто имя Андре, оборвал Жоржа довольно резко. А Жорж в ответ закатил целую речь.

Он обратился к Туру с официальной просьбой упорядочить дневную вахту после ленча, так как время это самое бестолковое, все хотят поспать (взгляд на Сантъяго), отдохнуть (взгляд на Юрия) и никто не желает лезть на мостик (взгляд на Нормана), а ему, бедняге Жоржу, приходится отдуваться.

Карло поморщился, Мадани нахмурился, Сантъяго воздел руки, Нормал помянул черта по-англий

ски, Жорж — по-французски, за пахло грозой.

— Обождите, — старался я перекричать гомон, — хорошая идея!

Идеи никакой не было, но требовалось сбить накал. Я принялся импровизировать на ходу:

— Пусть ежедневно два человека, которые были свободны ночью, берут на себя часы утренней вахты, с восьми до десяти, и часы послеобеденные, с тринадцати до пятнадцати. С семнадцати до девятнадцати пусть стоит человек, который стоял утром с шести до восьми, и будет иметь свободную ночь. Что касается вахты с пятнадцати до семнадцати, то...

Что — «то»? Я вконец запутался в цифрах, получалось нечто громоздкое, но Жорж, наверно, углядел в этой громоздкости какое-то особое хитроумство, он моментально притих:

— Вот теперь по совести.

Тур, пряча усмешку, спросил

мнение присутствующих, они, замороченные моими выкладками, не возражали.

— Ладно, принято, — сказал Тур. И Жоржу: — Ну, собирайся на мостик.

— Как на мостик?!

— А как же, у тебя ведь была свободная ночь?

Жорж заморгал, начиная соображать, что согласился слишком поспешно. А вокруг хохотали. Тем и завершилась дискуссия.

В общем, справедливо, что Жоржа в этот раз провели. Он сам на такие штучки мастер. Помню, в прошлом году намечено после обеда готовить к подъему парус, заниматься этим должны мы с Жоржем, а отрываться от подушки ему так не хочется!

— Пора, Жорж.

— Угу, — как бы сквозь сон, и на другой бок.

Я проработал с час, пошел в хижину за трубкой. Жорж возлежал на мешке и почесывался, при моем появлении его глазищи стали виноватыми:

— Норман говорит, тебе нужна моя помощь?

— Помощь нужна парусу, а не мне, ты знаешь, что вдвоем мы сделаем его быстрее.

— Да, да.

И опять на бок. Появился он минут через сорок, на носу в это время трудились Сантъяго, Карло и Абдулла. Теперь уже Жорж рад был бы найти себе занятие, но какое? А сейчас явится Тур и спросит, как дела, что отвечать?

И вот Жорж предпринимает, как ему кажется, колоссальной хитрости маневр. Он тихонько спрашивает:

— Юрий, ты устал? Ты не хочешь выпить каркади?

Каркади — чудесный напиток, кисло-сладкий чаек, настоянный на каких-то египетских цветочках, мы готовы пить его литрами, еще бы не хотеть!

— А ты, Сантъяго, ты хочешь каркади? А ты, Карло? А ты, Абдулла?

Так не спеша обойдя и опросив всех, он начинает длинную процедуру приготовления каркади. Приходит Тур, а Жорж при деле!

— Я готовлю каркади, — гордо заявляет он. — Все захотели каркади, и я взялся его приготовить.

Смех смехом, а вечером, когда я — согласно новому распорядку — «с семнадцати до девятнадцати, в связи с предстоящей свободной ночью», стоял на мостике, ко мне поднялся озабоченный Тур. Ссора за обедом не шла у него из головы. Он поначалу считал: обычная перепалка, какие и раньше порой случались, но потом понял, что это уже большее, что наши отношения на борту «Ра» становятся для него проблемой.

— Что ты думаешь обо всем этом?

Я ответил: да, согласен, мы развинтились, один комбинирует, другой язвит, и еще этот пресловутый дамский вопрос...

— Острый экспедиционит, — вздохнул Тур.

Я успокоил его:

— Нет, не острый, течение болезни в целом обнадеживающее, полечим амбулаторно. Надо побеседовать с Жоржем и Сантъяго, напомнить им, что положение следует нормализовать, что им придется ладить, ведь с корабля никому никуда не уйти.

День был хороший, прошли 57 миль, светило солнце, но вдруг стало пасмурно, и Тур, стоявший на вахте, сказал, что, кажется, будет шторм. Мы принялись убирать с палубы лишнее, увязывать багажник на крыше, а Тур с Норманом пытались продеть веревки в средние серьги большого паруса, эти серьги метрах в четырех над палубой, весьма сложно до-них дотянуться, но Тур соорудил нечто вроде крюка, взобрался на мачту и, откинувшись, держась одной рукой, зацепил-таки парус за ушко, и тут уже всем нашлась работа: объединенными усилиями подтащили парус к мачте, и Норман, вися по-цирковому, вдел канат сперва в одну серьгу, затем в другую. Эта дополнительная страховка предпринята на случай, если придется спускать

41