Вокруг света 1972-10, страница 45

же «водяным делам». Сантьяго обнаружил, что два кувшина с водой наполовину пусты. Наваждение какое-то! Положение и впрямь становится весьма щекотливым. У нас осталось девять больших амфор, по восемнадцать-двадцать литров, и пятнадцать маленьких, десятилитровых, это всего триста тридцать литров. А при самом экономном расходе уходит пятнадцать (в четырнадцать никак не уложиться) литров в сутки. Стало быть, воды у нас на двадцать два дня.

До ожидаемой встречи с яхтой осталось пятнадцать дней, это как будто обнадеживает — не только дотянем, а даже целая неделя в запасе. Но: а) вдруг встреча не состоится вовремя? — и б) неизвестно, окажется ли на яхте лишняя вода, Тур до сих пор не запросил. Мы говорили с ним на эту тему, он в нерешительности, не знает, как поступить; просить о пополнении запасов — дать лишний козырь в руки оппонентам, древних мореплавателей никто в океане не «подкармливал». Да, но зато они в одиночку не ходили, ходили наверняка флотилией, караваном, могли друг с другом делиться, а мы?!

С трепетом полезли под хижину проверять кувшины, заранее уверив себя, что зрелище будет ужасным: осколки, трещины, струи из протекших пробок. Но амфоры стояли целенькие, только одна оказалась полупустой, а у прочих пробки держались крепко. Мы оставили внизу три кувшина, только три, как неприкосновенный запас. Остальные вынули и поместили в ящики, на которых спим, так что теперь мы — кощеи, храпящие на сундуках с главным своим богатством.

Порожние амфоры завтра укрепим на корме, пусть увеличивают ее плавучесть — там начинает застаиваться морская вода, как в незабвенные времена «Ра-1».

Утром Карло забросил удочку и стал тягать небольших рыбок, в пятнадцать сантиметров от головы до хвоста. Это так называемые «пампано». Тур говорит, что они обычно сопровождают в океане всякую бесхозную рухлядь, а мимо нас как раз проплыла громадная сеть. Видимо, часть ее эскорта и перекинулась на нашу сторону.

Норман надел маску и нырнул посмотреть, сколько под нами рыб. Вернувшись, он сообщил, что их там с полсотни. Половину мы тут же выловили, и Жорж приготовил роскошный ленч.

Я вписывал в дневник регулярно, не кривя душой:

«Обстановка на «Ра-2» нормальная».

Пусть она не всегда была нормальной. Важно, что и в дни, омраченные конфликтами, я предпочитал записывать так, а не иначе, то есть отделял в сознании своем злаки от плевел, истинное от наносного и был уверен в том, что, как бы нынче солоно ни пришлось, утро вечера мудренее. И мои товарищи, без сомнения, оыли в этом уверены так же.

Эксперименты на «гомеостате», как и тестовые испытания, показали, между прочим, что почти у всех членов экипажа сильное «я». В каждом из нас заложены возможности лидера, и это в теории чревато осложнениями: представьте себе судно, на котором восемь капитанов, а подчиняться никто не хочет.

К счастью, на практике этого не случилось. Очевидно, потому, что человек не раб своих характерологических особенностей и способен, когда надо, их обуздать. Примечателен в этом отношенин «феномен Карло».

Карло Маури, отвечая на мин-несотский опросник, выдал странное соотношение: свыше пятидесяти процентов его ответов трактовались «за лидерство» и столько же «за зависимость». В сумме получалось, таким образом, больше ста, что как будто противоречило здравому смыслу. Можно ли обладать свойствами и начальника и подчиненного сразу?!

Оказывается, можно. У Карло был богатый экспедиционный опыт, он привык действовать в составе малой группы. Идя в альпинистской связке, нужно быть готовым безоговорочно подчиняться, в случае надобности — моментально брать руководство на себя.

Такая «двуединость» требует значительной духовной прочности. Карло на борту «Ра» зачастую испытывал сильнейшее нервное напряжение: желать вмешаться — и не позволять себе этого, иметь точку зрения — и понимать, что твой голос не решающий. Правда, положение облегчалось тем, что он испытывал глубокое уважение и доверие к Туру.

Впрочем, речь не только о Карло. И нам, остальным, порой ударяло в голову — перетасовать, переставить, решить по-своему, настоять на своем, и опять-таки, если мы сдерживались, то в первую очередь потому, что нашим руководителем был Тур.

Как мы к нему относились, я уже говорил достаточно. Однако

пиетет пиететом и обаяние обаянием, а в долгом походе на одних априорных, изначальных симпатиях командиру не продержаться. Авторитет не недвижимость, а капитал, постоянно находящийся в обращении; нажить его трудно, а потерять легко.

Дни проходили за днями, опадали розовые завесы, романтические ореолы тускнели, а капитал Тура тем не менее умножался — уже не тот, не прежний, заработанный на «Кон-Тики» и в экспедиции на остров Пасхи, а здешний, сегодняшний, теперь единственно для нас приемлемый, поскольку на «Ра» имело значение только то, что совершалось на «Ра».

Было и впрямь у Хейердала какое-то аку-аку, талисман, помогавший ему управляться с нами...

Незадолго до своего отъезда из Москвы в Сафи я разговаривал о предстоящем путешествии с моим другом кандидатом медицинских наук М. А. Новиковым. Он рассказал о том, как ставил опыты на «гомеостате» с восемью операторами. Пока задачи шли простые, группа решала их стихийно, по принципу «каждый сам за себя». Но вот задание усложнилось, потребовалась большая координированность действий — и тут же возникла нужда в ком-то, ответственном за общую групповую стратегию, в руководителе, который должен управлять партнерами. Чем группа многолюднее, тем раньше такой момент наступает, поскольку нужно разделить обязанности, создать управленческую систему с наиболее влиятельным во главе.

Сейчас я попробую объяснить это.

Некто закапризничал, жалуется на нездоровье — всем вокруг ясно, что не так уж он болен, и от капитана ждут поступков.

А капитан медлит... Капитан с наслаждением отругал бы его за эти «штучки» и отправил бы на мостик, но нет гарантий, что тут же не возобновится полемика, не разгорятся страсти, не появятся обвинители и защитники, — и Тур отпускает его с вахты, берет себе его дежурство, хотя сам устал ничуть не меньше других.

Это не либерализм, не отступление, не сдача позиций. Просто Тур понимает сложность взаимоотношений в коллективе, сознает, что Париж стоит мессы, что единение экипажа дороже внеочередных часов у руля.

Это и есть инверсия знака регулирования. Отказ от немедленного достижения частных целей

43