Вокруг света 1972-10, страница 51ные, большой красоты. А главное — форма. Жемчужины круглые были, полукруглые, плоские, как пуговицы. — А вы, дедушка, всю жизнь жемчуг добывали? — Отец мой, Николай Миронович, — всю жизнь. А меня к этому ремеслу он допустил не сразу. Тускнеет глаз белобородого деда. К нему приходят воспоминания: — «Запомни, Василий, нету лучше ремесла, чем жемчуг добывать, — не раз говаривал отец. — И легше, и почетней прочих. Это тебе не на делянках у купца Савина хрип гнуть. Да только упомни: это ремесло особого человека требует. Чтоб в нем полный сурьез был — это во-первых. А в тебе сурьезу нету. Девки от тебя ревмя ревут. Замки на савинских амбарах опять из «винчестера» поуродо-вал — замочны скважины пулями заклепал. Ну, метко стреляешь, дак стреляй по зверю. Приказчик за такие штуки сулился тебе безменом голову проломить. Опять же бессребреником должен быть жемчуголов. А ты рысью шкуру приезжему купцу почем загнал?» «С купчины не грех и содрать», — отвечаю. «Как говорится, куме с горы видней. Да только на меня не обижайся. В артель пока не возьму. Выйдет с тебя столько же проку, сколько с Кузьмы. Не слыхал про такого? Пробовал он у нас раковины добывать. А жемчуг не идет к нему в руки. Почему? Мужики говорят: «Запашок от тебя есть, Кузьма. Чуют его жемчужины, да и в песок выкатываются. Не зря мы обычаем перед работой в бане омываемся». Вот Кузьма скребет себя в бане, едва ли не конской скребницей. Того и гляди всю кожу с себя спустит. Идет на добычу — опять ничего. И нырять умеет. И раковины вроде бы интересные принесет, а пусто. Чуть не ревет мужик. Кулаком в грудь колотит. «Нету от меня, — говорит, — запаху, весь я чистый». Тут я не вытерпел, говорю: «Жемчуг другого запаху боится — от души». — «Да разве душа-то пахнет?» — «А как же? Из глаз сей запах выходит. Видел я: как добудем жемчуг, у тебя глаза сразу загорятся, задрожат». И ушел Кузьма от нас ни с чем. Не один год зарабатывал Василий «сурьез», прежде чем отец полностью стал доверять ему. оВсего хватил: рубил и сплавлял лес, взрывал пороги на сплавных реках, был в свое время единственным взрывником на горных разработках Северной Карелии. — За Котозером есть старые отвалы. «Дедовские ямы» их еще называют, — говорит Василий Николаевич. — Горняков в то время называли «варацки». А еще — «варацки дедки», хоть и молодые мужики работали: от каторжной работы человек быстро в старика превращался. Так вот, на той «варацке», как в старину рудник прозывался, мы добывали аметисты. Я рвал камень черным порохом, а «варацки» дробили глыбы кувалдами и добывали из них «самоцветны еЖи» — аметист са-могранными шишечками рос. Камнезнатцы такие камни «самогрань» называли. Платили «варацкам» гроши. Забастовали мы. Ну и вышвырнули меня с рудника, потому как громче всех глотку драл... Отец пошумел на Василия, а осенью, однако, послал с добытым жемчугом в Логоваракку, куда на ярмарку съезжались люди из Швеции, Финляндии, Норвегии. — Эх, чертовски молод я был тогда, — вспоминает жемчуголов. — Красная рубаха, высокие смазные сапоги. Под рубахой вместо нательного креста — замшевый кошелек с жемчужинами. За пазухой — кистень для добрых людей с большой дороги... 4 «Вокруг света» № Ю В ярмарочном селе на высоких шестах разноцветные флаги. Шумит балаган, пиликают скрипки. Коробейники галдят, цыгане поют, купцы в лавки зазывают. Чего только нет на ярмарке! И белые, как снег, льняные холсты, и тончайшие кружева, и посуда: медная, оловянная, фарфоровая, берестяная. Кожи, замша, юфть, сапоги, хомуты, деготь. Рыба соленая, копченая, сушеная. Оленьи шкуры. И только жемчугов не увидишь на прилавке. Скупщики так и шныряют вокруг, перехватывают жемчуголо-вов, цену предлагают шепотом. То, что на чужом языке говорят, Василия не смущало. «Мы по-фински говорим, по-норвежски говорим и по-шведски можем». Приглянулась ему дочка шведского купца — рослая красавица со стальным блеском в глазах. Подошел, заговорил, пошутил. А вечером — свидание под густыми логовараккскими елями. Крепко обнял жемчуголов девушку, поцеловал. А из тьмы уже сверкнул нож. Оттолкнула девушка парня, выхватила пистолет, выстрелила. Мешком рухнул грабитель на сухой ягель. «Был с ним уговор, — сказала она. — Когда поцелуешь меня — ударит ножом, возьмет жемчуг. А мне твои поцелуи по душе — не хочу, чтобы убили тебя. — И засмеялась: — Будь осторожен, жемчужник. Засмотришься на девушек, пропадешь». Достал Василий замшевый кошелек, с поклоном протянул ей. Отец вовсе рассерчал: — Ты все мои труды с девками промотал. Смотреть на тебя не хочу. Отправляйся к купцу Савину, нанимайся к нему лес валить. В лесу работа такая: сам вальщик, сам сучкоруб, сам возчик. Однажды случилась беда. Зацепило падающим деревом, выбило Василию глаз, разбило голову. Долго лежал он на снегу без сознания. Собака выла над ним, - как над мертвецом. Пришел в себя, заполз на сани, уцепился обмороженными руками. Испугалась лошадь, понесла. Подсанки разбило о деревья вдребезги. Василия всего исхлестало ветками. Вынеслась лошадь на залив. Отец увидел из окна, на лыжи — и наперерез. Перехватил, повис на поводьях. Еле выжил тогда Василий Николаевич. Пришло лето, отец взял его к себе в артель. Все тайны узнал от него Василий Николаевич. Надо было знать, в каких местах можно найти «интересные» раковины. Эти места держались в большом секрете. Но найти жемчужину — полдела. Надо уметь и обработать ее. — Обработка — дело сурьезное, — говорит Василий Николаевич. — Не умеешь обрабатывать жемчужины — не берись и добывать. — А почему, дедушка, жемчуг всегда находят в тех реках, где семга водится? — Семга несет жемчуг, — отвечает Василий Николаевич. — Его искра в жабрах у рыбы зарождается. Три года семга носит ее в море. Потом снова приходит в реку. Видит: раковины' в солнечный день раскрылись, и опускает она в самую подходящую искру жемчуга... Мы замечаем, что Келеваев устал рассказывать. Благодарим деда и прощаемся. — До свиданья, сыновья, — тихо говорит он. — Приезжайте, когда шелоник задует. Тогда моил? старым костям легше станет. Ише посказываю. Григорий Андреевич Нифакин решил показать нам легендарное место — «келеваевскую ямку». Дед доставал здесь лучшие жемчужины. Таил это место даже от своих артельщиков, приходил сюда один. 49 |