Вокруг света 1972-12, страница 69голод. Теперь я чуть ли не ползла вдоль берега, хотя все время помнила, что в прибрежной грязи прячутся ядовитые скаты. «Наступишь на ската — конец тебе»,— повторяла я про себя предостережение отца. Рана на ноге начала гноиться. Надо было бы удалить из-под кожи мушиные яйца, но не было ни пинцета, ни иглы, чтобы это сделать. И кроме того, это отняло бы много времени. Надежда, которую я возлагала на реку, быстро таяла. Судя по поведению диких животных, человеческим жильем тут и не пахло: звери совершенно не боялись меня. Как-то я услышала рев вертолета. Кого он ищет здесь? Выживших после катастрофы? Но вертолет летел высоко, и я даже не стала кричать. Я легла на песок. Рядом тянулась цепочка черепашьих следов. Хоть черепашьих яиц поем, подумала я, но глаза мои слипались. Слава богу, я не успела заснуть, потому что краешком глаза увидела неподалеку пятерых крошечных аллигаторчиков. Сон как рукой сняло: если их родители увидят меня рядом, они нападут на меня. Шатаясь, я побрела в сторону от этого места. Рука, искусанная насекомыми, опухла; она болела и гноилась. Я пыталась обвязать ее обрывком полотняного мешочка из-под конфет, но это не помогло. Боже, — думала я, — мне, наверное, ампутируют руку... Если я вообще останусь жива. У меня оставалось колечко в форме спирали. С трудом я разломала его на острые кусочки и попыталась ими вытащить личинки мух. Конечно, всех личинок мне не удалось бы вытащить, да и мухи, вившиеся надо мной, тут же отложили бы новые. Но все же это была борьба за жизнь... Теперь мне кажется, что примерно с третьего дня я находилась в полубессознательном состоянии. Начались слуховые галлюцинации. Самые разные звуки окружали меня: человеческие голоса, крики петухов, визг автомобильных тормозов. Но, на мгновенье очнувшись, я понимала, что это всего лишь шум дождя, барабанящего по листьям. Наверное, меня спасло то, что я умела хорошо плавать. Когда-то, перед тем как взять меня в джунгли, отец занялся со мной плаваньем. «В джунглях, — говорил он, — никогда не знаешь, что именно спасет тебе жизнь». В сезон дождей реки особенно опасны: водовороты, стволы деревьев, коряги на отмелях. Кро ме того, одна мысль о пираньях вызывала у меня безумный ужас. Тем не менее оставалось одно: плыть по течению. Пользуясь сильным течением, я проплывала километр, стараясь держаться ближе к берегу — так, чтобы видеть дно; потом вылезала на берег, отдыхала и снова лезла в воду. В джунглях не бывает сумерек: в шесть вечера на краткий миг сереет, стремительно заходящее солнце на мгновенье резко освещает заросли)— и тут же падает тьма. В один из вечеров последний луч солнца осветил в кустах большого тапира. Мы едва не столкнулись с ним нос к носу — и тут же бросились, не разбирая дороги, в разные стороны. Каждый вечер я мечтала увидеть среди тьмы свет, но так и не увидела. Я была всегда одна. Если бы поблизости были индейцы, я бы увидела огоньки их керосиновых ламп. Индейцы оставляют их гореть на всю ночь, чтобы отпугнуть злых духов. Я бы встретила их и днем, когда, вооруженные луками, они выходят к реке за рыбой. Но в этой глуши мне не довелось увидеть даже следа человека. Я видела лишь аллигаторов, покрытых грязью, таких омерзительных и неповоротливых на суше и почти элегантных в воде. Вокруг летали тучи красивых попугаев, крошечных колибри, носились по ветвям обезьяны. И везде—мухи и комары. В тине сидели лягушки—огромные, окрашенные в темные цвета. При виде меня они начинали квакать, переваливаясь в грязи. Мне пришло в голову, что они, наверное, съедобны, но я не могла себя заставить притронуться к лягушке, да и вряд ли поймала бы. Я была страшно голодна, но хоть воды было в достатке. Я видела жирных гусениц, лезших по деревьям, но одно лишь прикосновение к ним могло вызвать бешеную боль. Я обходила муравейники, а с деревьев в любой момент могли посыпаться на меня еще худшие муравьи — «огненные», о которых индейцы рассказывают, что они обгладывают человека с немыслимой быстротой. Огромные пауки старательно плели между деревьями прочные сети. Мне еще повезло, убеждала я себя, повезло при всем том, что выпало на мою долю. Пока я жива. Вокруг ни души, и нечеловечески болит рука, но у меня еще есть силы идти. Через некоторое время течение убыстрилось настолько, что о плавании не могло быть и речи. Я уже не знала, выдержу ли эту дорогу, ибо лес, казалось, не имеет конца, и никогда человек не вступал в его пределы. Мне хотелось только одного: покоя. Лечь и не вставать. Кажется, меня потихоньку покидала сила воли. И тогда я увидела лодку. Лихорадочным бредом тянулся девятый день; девятый день я почти ползла по берегу реки. По теням деревьев я решила, что примерно часов пять и что пора искать место для ночлега. Но искать была не в силах. Легла там, где остановилась, положила голову на песок. Потом все же решила хоть немного осмотреться, подняла с трудом голову и увидела лодку. Лодка привязана была к колышку, вбитому в берег, в заросли уходила узкая тропинка. В конце ее виднелась хижина из пальмовых ветвей. Доковыляв до хижины, я убедилась в том, что она совсем еще новая. Внутри лежали подвесной мотор и канистра с бензином, прикрытые пластиком. Не знаю, сколько я пролежала у хижины, но, когда стемнело, я вползла внутрь. В первый раз за девять ночей у меня над головой была крыша. Но спалось скверно. Мучили комары. Всю ночь я вслушивалась: не услышу ли человеческие голоса? _ Это, конечно, было глупо: в джунглях никто не ходит по ночам. Какой-то свет замелькал у входа. Я рванулась к выходу, но напрасно: то были светлячки. Потом я завернулась в пластик и уснула. Утром я почувствовала себя лучше: должен же кто-то прийти к лодке. Должен. Но когда? Можно ждать день, два, три, можно — неделю, две. А вдруг хозяин лодки погиб в лесу? Нет, я не хотела полагаться на быстрое возвращение людей. Надо продолжить путь. Лодку брать нельзя: я не умею с ней обращаться, да и украсть лодку я не могла себе позволить. Придется по-старому плыть и идти, идти и плыть. В хижине я нашла тюбик вазелина и втирала его в кожу в надежде избавиться от личинок. Не помогло. Правая рука выглядела так, что я вновь впала в отчаяние: если я попаду к людям не скоро, мне ее ампутируют. И тут я услышала голоса. Из леса вышли трое бОч.ых мужчин в шортах. Первые люди за десять с половиной дней! И первые слова, которые обращены были ко мне: — Эй, сеньорита! Чего вы тут расселись? Перевел С. ФАН 66
|