Вокруг света 1973-04, страница 23

невиданным ритмом, ведут свои носы-объективы за почти неразличимым фейерверком ее мелькающих ног. Ни публика на трибунах, ни фоторепортеры, нацелившиеся на Араси, ни телезрители не подозревают о том, что босые ноги Араси были сожжены раскаленным бетоном мостовой еще полчаса назад: через тридцать секунд после того, как, потеряв в самом начале десфиле одну туфельку, она сбросила, чтобы не терять равновесия, и вторую. Все смотрели на ее ноги. И никто не видел закушенных от страшной боли губ. И никто на трибунах не увидел, как в конце Авениды она со стоном рухнула на траву у памятника герцогу Кашиасу и приложила к кровоточащим черным ступням протянутую кем-то порцию мороженого.

Вновь взвивается над Авенидой пронзительный свист Зеки. И еще громче подхватывают «академики» горячий ритм барабанов. С неба посыпались листовки. Это сюрприз «Санта-Марты»: она отпечатала текст своей самбы, наняла вертолет, который разбросал листовки по всему городу. И вот уже вся Авенида, весь Рио — миллионный хор, повергающий в экстаз и ужас уцелевших на своей трибуне иностранцев, — подхватывает слова самбы, которую поют Силвия с Лурдес, и Зека, дирижирующий оркестром, и Дамиан, толкающий тележку с изображением императорского дворца в саду Боа-Виста (на что еще может пригодиться этот дряхлый старик, которого все-таки жалко оставить дома!), и дона Мария, уже очнувшаяся в тени и со слезами на глазах следящая, как идет по Авениде «Санта-Марта», ее «Санта-Марта», самая великая, любимая, родная школа, проходящая по Авениде впервые за тридцать шесть последних лет без доны Марии...

Эту самбу мы сложили

для тебя, моя Бразилия.

Все они — и плачущая дона Мария, и забывшаяся в вйхре самбы Силвия, и маленькая Лурдес, и окаменевший против губернаторской ложи Флавио, и старый Педро, придерживающий сползающие штаны, и Зека, свирепо грозящий кулаком какому-то сбившемуся с ритма тамборину, и Дамиан, цепляющийся, чтобы не упасть, за тележку, и все остальные тысячи «академиков» и болельщиков «Санта-Марты» весь год ждали этого часа, как полумертвый от вечного голода обитатель северо-востока ждет редкого и скудного дождя. Да что там ждали — они жили мечтой о победе! Они готовились к ней, как девушка готовится к свадьбе, как футболист готовится к финальному матчу на Кубок мира, музыкант — к премьере, рыбак Сеа-ры — к приходу рыбы. Они по сентаво откладывали свои скудные монеты в сундуки и копили, чтобы в этот день их «фантазии» ¹ не уступали нарядам других школ. Трижды в неделю после тяжелого трудового дня, после гор выстиранного белья, после километров выметенных улиц, после тонн грузов, перенесенных на изломанных усталостью спинах, они приходили на репетиционную :куад-ру, площадку у подножия своей фавелы, и репетировали, пели, танцевали до рассвета, когда нужно было, наскоро выпив кофе, снова уходить. Женщинам — к новым горам белья, мужчинам — к вновь грязным мостовым и тротуарам, в портовые склады, на бензоколонки, в гаражи, мастерские и заводские цехи. Год страданий и надежд, которые перечеркнула неожиданная болезнь Дудуки.

Да, а как же новый местре-зала — Жулиньо? Где он?.. На трибунах уже знали о трагедии

¹ «Фантазия» — карнавальный наряд (португ.).

«Санта-Марты» и нетерпеливо вытягивали шеи туда, где в середине колонны, все еще находящейся между Канделарией и Рио-Бранко, в руках порта-бандейры Вильмы колыхалось, наклонялось, описывало круги расшитое золотом знамя «Санта-Марты». Никто не хотел бы сейчас оказаться на месте Жулиньо — так непомерен был груз ответственности, лежащий на его плечах. И каждый втайне завидовал ему и хотел бы оказаться на его месте — потому что ни одного местре-зала не ожидала Авенида с таким нетерпением, ни на одного участника десфиле не смотрела она с таким напряженным вниманием, как на долговязого Жулиньо — преемника великого Дудуки.

...Местре-зала и порта-бандейра ид>Т в середине колонны. И поэтому только тогда, когда вся полу-торакилометровая полоса зажатой между трибунами Авениды была заполнена желто-красным потоком «Санта-Марты» и когда герб и шеренга директоров уже пересекли линию финиша против Военного министерства, в самом начале Авениды показались наконец Жулиньо и Вильма. Как и каждому участнику десфиле, им предстояло пройти около полутора километров мимо судейских кабин и трибун, мимо полицейских и фоторепортеров, мимо телекамер и губернаторской трибуны. Где-то на середине этой дистанции — прямо против серой кабинки с табличкой: «Судья, оценивающий выступление местре-зала и порта-бандейры», Жулиньо и Вильма должны были выполнить положенные эволюции.

— Не спеши, береги силы! — строго сказала ему Вильма, когда они пересекли белую линию старта. «Жу-ли-ньо! Жу-ли-ньо!» — раздалось в тот же миг сквозь грохот сурдо, треск реко-реко и всхлипывание куик на восточном крыле трибуны: болельщики «Санта-Марты» подбадривали новичка. «Спокойно, — снова повторила сквозь зубы Вильма, рассыпая по трибунам воздушные поцелуи. — Спокойно, вспомни, что говорил Дудука».

Да, да! Дудука... Повернувшись лицом к стене, словно стесняясь своей немощи, своего невольного предательства, Дудука скрипел хриплым дискантом: «Другие местре-зала начинают десфиле быстро и самбируют без передышки. С самого начала Авениды. И когда подходят к кабине своего судьи, они уже без ног. Это ни к чему. Нужно начинать не спеша. Когда выходишь от Канделарии, нужно больше работать руками, а ноги беречь. Поклон туда, улыбка сюда. Чтобы не свистели, приходится, конечно, изобразить шажочек-другой. Но не слишком утомляясь. Потом, уже на подходе к судье, маневрируешь больше и больше. Входишь окончательно в ритм. И перед кабиной включаешь мотор, давишь на педаль и выдаешь все сразу: поешь самбу и ногами, и руками, и головой...»

Да, от местре-зала и порта-бандейры зависит многое! Вдвоем они дают школе столько же баллов, сколько весь оркестр из трехсот человек. Сколько все, кто сколачивал и красил аллегории, кто шил «фантазии», кто сочинял музыку самбы и придумывал ее слова, ктр предложил и разработал сюжет, кто репетировал эволюции, кто добивался гармонии и слаженности всего десфиле.

«Леди и джентльмены! Медам и месье! Уважаемые сеньоры! Дамы и господа»:. К центральной трибуне приближается так называемый местре-зала — церемониймейстер, ведущий порта-бандейру со знаменем школы. Вместо указанного в розданных вам буклетах и программах Дудуки роль местре-зала школы «Санта-Марта» исполняет Жулиньо — самый молодой местре-зала Рио-де-Жанейро!»

21