Вокруг света 1974-01, страница 60

ших гостей, несомненно, порадует вас, и вам обеспечена слава лучшего в сезоне устроителя панго-линьих вечеринок».

Мы уже отсняли большинство животных из нашей коллекции и накопили целую гору готовых роликов, однако нам еще предстояло раздобыть два вида, ради которых мы в первую очередь приехали в Сьерра-Леоне: черно-красных и черно-белых ко-лобусов, или гверец. Охотники несли нам всяких обезьян, только не колобусов, и в конце концов я не выдержал.

— Так ничего не получится, — сказал я Крису. — Придется нам организовать облаву на обезьян, может быть, это что-нибудь даст.

— Облаву на обезьян? — переспросил Крис.

— Ну да. Такие облавы устраивают на плантациях какао. Окружают всех обезьян на определенном участке и убивают, потому что они разоряют плантации. Если не ошибаюсь, власти платят вознаграждение — по шиллингу с головы. Сегодня же попрошу Долговязого Джона съездить в Кенему и выяснить, где нам лучше всего испробовать этот способ. Кстати, вот тебе интересный киносюжет.

Итак, я послал Долговязого Джона в Кенему. Вернувшись, он рассказал, что ему назвали три-четыре деревни, где регулярно устраивают облавы на обезьян, но, чтобы уговорить местных жителей организовать внеочередную облаву, надо заручиться помощью районных властей. Мы решили завтра же заняться этим и возможно скорее провести облавы.

Утром я стоял и смотрел на туман, поглотивший леса, как вдруг со склона пониже дома донеслись какие-то звуки. Будто ласкающий слух шум прибоя на скалистом берегу... Так шуршат листья, когда обезьяны прыгают по деревьям. В первую минуту я не мог разглядеть, какие это обезьяны. Они направлялись к могучему, красивому дереву метрах в двухстах от веранды. Зеленовато-серый ствол, ярко-зеленые листья и алые стручки длиной около пятнадцати сантиметров.

Снова треск и шорох, на секунду воцарилась тишина, потом все дерево вдруг словно расцвело, причем каждый цветок был обезьяной. Это были черно-красные колобусы. Упоительное зрелище. Густой каштаново-красный и угольно-черный мех переливался в лучах утреннего солнца,

будто лакированный. Я не мог на них наглядеться.

Их было штук десять или пятнадцать, да еще пара малышей. Забавно было видеть, как малыши цепляются то за ветви, то за хвосты родителей, перебираясь с места на место. Меня удивило, что обезьяны пренебрегают стручками, явно предпочитая им молодые листья и побеги. Мне редко доводилось видеть таких красивых обезьян, и я еще больше прежнего утвердился в своем желании любой ценой раздобыть несколько экземпляров для нашей коллекции. Колобусы продолжали кормиться на дереве, обмениваясь тихими возгласами; вдруг на веранде появился Саду с гремящим подносом. Когда я снова поглядел на дерево, обезьяны исчезли.

Попозже мы отправились на переговоры к районному начальству. Главный районный начальник был симпатичный молодой человек в белом одеянии и пестрой ермолке; переводчику я объяснил, для чего мы приехали в Сьерра-Леоне, подчеркнул, что нам надо снять и поймать живьем экземпляры обоих видов колобусов.

Беседа с этими людьми доставила мне истинное удовольствие. Я любовался их живыми красивыми лицами. Большие черные глаза — холодные, оценивающие, как у какого-нибудь уличного торговца с Петтикот-лейн, через секунду уже искрятся жизнью.

Главный начальник сказал, что, если бы речь шла только о съемках обезьяны, лучше всего подошла бы плантация какао недалеко от селения. Там хватает всяких обезьян. Но для облавы место неподходящее. Для этого он посоветовал бы нам другую деревню, подальше.

Я решил посмотреть ближайшую плантацию.

По пути туда я думал, так сказать, над обезьяньей проблемой в Сьерра-Леоне. Каждый год во время облав убивают от двух до трех тысяч обезьян. Дело в том, что обезьянам, на их беду, не разъяснили, какую важную роль какао играет в экономике Сьерра-Леоне, а потому они наводняют плантации и причиняют немалый ущерб. Приходится ограничивать их численность, да только жаль, что от этого страдают все обезьяны. Когда здесь устраивают облаву, участникам платят вознаграждение с головы независимо от вида. И хотя колобусы теоретически охраняются законом, они тоже попадают в число жертв, а

между тем колобусы не причиняют плантациям какао никакого вреда.

Подобное я наблюдал по всему свету, и у меня всегда становилось гадко на душе: государство готово тратить миллионы на прекрасные проекты, но на охрану животных и грош отдать жалко. Вот и получается, что ежегодно убивают три тысячи обезьян, половина которых ни в чем не повинна, больше того, колобусы могли бы стать хорошим туристским аттракционом.

Как только мы приехали на плантацию, я воочию убедился, •что. облавы необходимы. Многочисленные стаи кормились на молодых деревцах какао. Но, как я и предполагал, среди них не было ни одного колобуса; преобладали мартышки диана и зеленая. Глядя на правильные шеренги двух-трехлетних деревьев в питомнике, нетрудно было представить себе, что буйная обезьянья ватага способна в десять минут совсем очистить деревце от листьев.

Крис со своими товарищами расставил аппаратуру и принялся снимать мартышек, а я взял курс на окраину плантации и скоро очутился в лесу. Четкой границы нет, но, когда вам совсем перестают попадаться деревья какао, кругом стоят одни лесные породы и могучими фонтанами рвутся ввысь шуршащие стволы бамбука, вы понимаете, что плантация кончилась. бамбук делал мою прогулку особенно интересной: от малейшего ветра мощные стебли, некоторые толщиной в бедро человека, мелодично поскрипывали. Наверно, такую музыку слышали в старину моряки, огибая мыс Горн на парусниках.

Я тихо шел через лес, то и дело останавливаясь, чтобы получше рассмотреть что-нибудь особенно привлекательное.

И вдруг — о, радость! — явилось то, к чему я так стремился. По деревьям впереди волной прокатился шорох, я направился туда и увидел вверху стаю черно-белых колобусов. Она была совсем небольшая, шесть особей, причем у одной самки на руках была двойня, довольно необычный случай. Они спокойно кормились среди ветвей метрах в пяти над моей головой и не выказывали никакой робости, хотя, конечно же, заметили меня. Разглядывая их в бинокль, я убедился, что красочностью они заметно уступают черно-красным, но в них была своя прелесть. Чер-ный-пречерный мех и белоснежные

58