Вокруг света 1974-01, страница 57

вычной музыкой для обитателей базового лагеря. Я откинул крышку и извлек малыша из ящика. У него была зеленоватая шерстка, длинный хвост и грустная рожица. Вцепившись в мои пальцы ручонками, он снова пискнул дрожащим голосом.

— Эта говядина не кусается, — сказал я охотнику. — Это не взрослая обезьяна, всего лишь детеныш.

Знакомая уловка... Почему-то местные жители всегда убеждены, что чем свирепее зверь, тем больше вы за него заплатите. Я передал* мартышонка Долговязому Джону, который нежно принял eFO в свои широкие ладони, и приступил к торговле. Переговоры затянулись, но мне удалось в конце концов сбить цену с пяти фунтов до двух. На самом деле малыш отнюдь не стоил таких денег, но опыт научил меня, что на первых порах лучше переплатить, чтобы поощрить охотников. Очень довольные сделкой, гости покинули нас, продолжая распевать под звуки своего маленького барабана. Один за другим они исчезли за деревьями, а мы с Долговязым Джоном поспешили раздобыть теплого молока, чтобы покормить изголодавшегося малыша. Потом устроили ему в одной из наших клеток уютную постель из банановых листьев и пожелали спокойной ночи.

— Ну что ж, — сказал я Долговязому Джону, укладываясь спать, — вот и первая добыча. Кстати, неплохая. Этот вид довольно редкий. Будем считать это доброй приметой.

Как я и думал, весть о том, сколько мы заплатили за обезьянку, в несколько дней широко распространилась, и вскоре к нашему дому потянулась непрерывная цепочка охотников с самыми разнообразными животными. Тут были летучие мыши и совята, кистехвостые дикобразы и мартышата, крысы величиной с котенка и мангусты разного вида и величины. Наши поездки по деревням тоже принесли плоды, и, нанося повторные визиты, мы редко возвращались с пустыми руками, пусть даже наш улов состоял всего лишь из черепахи или молодого питона. В клетках шуршала, пищала, визжала и гукала всевозможная живность, и мы не сомневались, что нам будет чем встретить ребят из телестудии. Однако нам еще не удалось добыть главного, за чем мы ехали в Сьерра-Леоне: колобусов и леопардов.

Подниматься с зарей на руд

нике было одно удовольствие. Отсюда открывался вид на пять-сот-шестьсот километров в сторону либерийской границы, и рано утром перед нами будто простиралось молочное море, из которого тут и там островками торчали вершины. Солнце в первую минуту напоминало озябший " красный апельсин. Потом, согревшись, оно собирало туман в длинные плети, и тогда казалось — лес охвачен пожаром.

Выпив чашку чаю и полюбовавшись восходом, мы совершали обход клеток, чтобы удостовериться, что за ночь никто из животных не стал жертвой ка-кой-нибудь страшной болезни, потом Долговязый Джон кормил малышей молоком или каким-либо* Специальным кормом, а я принимался чистить клетки. Управившись с этим делом, мы час-другой крошили фрукты и прочий корм для остальных животных. Затем наступал час завтрака, и киногруппа, зевая и потягиваясь, поднималась к нам вверх по склону. После завтрака мы обсуждали программу съемок на день и приступали к работе.

Разумеется, всякое кино в известном смысле подлог, но подлог подлогу рознь. Скажем, если мы хотели показать поимку животного, нам надо было извлечь его из клетки, доставить обратно в лес и ловить снова перед кинообъективом. Если нам хотелось показать те или иные черты поведения животного, опять-таки приходилось тащить его в лес, выпускать на подходящем участке, огороженном сетями, и ждать, когда наш актер сам сделает то, что нам надо. Работа эта подчас нелегкая, требующая изрядного- терпения, особенно когда солнце нещадно палит.

Помню, мы задумали снять, как ест хомяковая крыса. Хомяковых крыс трудно назвать привлекательными. Ростом с небольшую кошку, широкие розовые уши, розовато-коричневый хвост, шердть шиферного цвета и целое облачко длинных трепещущих усиков.

Наш Альберт, представитель этого племени, всякий раз жадно набрасывался на миску с едой — наестся до отвала, потом набьет остатками защечные мешочки и несет в угол клетки, к своему ложу, чтобы спрятать там. Я не сомневался, что Альберт и в лесу повторит для нас эту процедуру. Итак, однажды утром мы оставили его без завтрака и торжественно отнесли к контр

форсам исполинского дерева. Растянули кругом сети, разложили на земле лакомые плоды и выпустили Альберта из клетки.

О ужас! Камера вовсю стрекочет, а Альберт копошится рядом с угощением, не обращая на него никакого внимания. Нашел себе уютную ямку в корне, свернулся калачиком и уснул. Мы безжалостно извлекли его из ямки и посадили к плодам — хоть бы что. Так повторилось раза четыре, но Альберт упорно не глядел на еду, хотя время завтрака давно прошло, он должен был проголодаться. Только на пятый раз он заметил угощение. Жадно обнюхал один плод, однако Крис напрасно надеялся, что сейчас последует обещанная мной сценка: Альберт аккуратно взял плод зубами, отошел в сторонку, сел на задние лапки и принялся есть с видом престарелой герцогини, изволившей откушать мороженого.

В другой раз мы задумали снять потто, отдаленного родича обезьян, напоминающего видом игрушечного мишку. У потто очень своеобразная кисть, указательный падец редуцирован до маленького бугорка, что позволяет крепче хвататься за ветви, а отростки шейных позвонков сзади буквально торчат наружу. Когда кто-нибудь нападает на потто, зверек прячет голову между передними лапками, и, если враг хватает его за шиворот, острые шипы впиваются в пасть, отбивая аппетит даже у самого кровожадного хищника.

Выбрали удобную для съемок ветку, расставили светильники, установили камеры, наконец, извлекли потто из клетки и посадили как было задумано. Он тотчас спрятал голову между передними лапками и замер в оборонительной позе. Прошло четверть часа, светильники перегрелись, пришлось их выключить. Потто продолжал сидеть неподвижно. Я не представлял себе, что его вдруг напугало. Зверек давно уже привык есть из наших рук, что же его не устраивает? Мы терпеливо ждали, не включая света.

Надо сказать, что тропический лес ночью — одно из самых волшебных зрелищ, какие я только знаю, а этот лес был особенно прекрасен. Овраг, в котором мы сидели, в сезон дождей, Несомненно, был заполнен бурным потоком, теперь же воздух над камнями и покрывающий камни мох кишели сотнями ярких изумрудных светлячков. Мимо бесшумно проплывали призрачные

55