Вокруг света 1975-12, страница 23

совестно сносил их в каноэ, окатывая нас душем. Л Билли знай бормотал себе: «Великий день, великий гусиный день».

Неприятности продолжались примерно час, и наконец мы прибыли на место — причалили к ивовым зарослям. Л спустя еще несколько минут, увязая в уже подмерзающей грязи отмели, ждали первого вылета. Джимми твердил, что прибрежный ветер заставит птицу идти низко, прямо на нас. Вскоре он и впрямь заметил нескольких голубых гусей и стал подманивать: «Хоонк, хоонк», —г чередуя этот сигнал с другим звукоподражанием: «Ун, га-га-га-га» — так переговариваются гуси при кормежке.

И они явились. Они летели прямо на нас — огромные птицы, всего футах в сорока над землей. Их крылья так тяжко секли, загребали воздух, что ясно слышен был его свист. Билли и Джимми выстрелили, и четыре птицы рухнули совсем рядом; я ощутил, как содрогнулась земля.

Охотники подобрали мертвых птиц, оттащили их на отмель. Соорудив соломенные гнезда, они водрузили на каждое по птице, подперев их головки прутиками. Вскоре отмель выглядела как птичий двор. Когда солнце устало и, побагровев, склонилось к воде, каждый из них добыл штук По двадцать пять гусей.

Билли рассказал, как появились в селении первые подсадные утки: «Я был на юге и купил несколько штук в магазине. Они были из пластика и выглядели очень натурально. Отец тщательно разместил их на отмели и ушел в укрытие. Вскоре появился дядя Филип. Он увидел уток... подкрался на выстрел... И успел разнести их на кусочки, буквально в прах, прежде чем понял, в чем дело...»

«НИКОГДА НЕ УБИВАЙ ДЛЯ ЗАБАВЫ»

Была прекрасная погода, когда вместе с несколькими кри я установил палатки на берегу озерка, что приютилось в юго-запад-ном уголке «капканового поля» Чарли Даймонда. «Поле» представляет собой охотничью территорию в сто десять миль длиной и двадцать шириной. Такие землевладения, как правило, передаются по наследству старшему сыну. Индейцы, чьи семьи обычно велики, давно разделили свой край на большие участки, которые могут обеспечить всей родне достаточное пропитание.

Чарли, крепыш лет тридцати, — отец девяти детишек. Он считается хорошим промысловиком. Впрочем, рыбак он тоже отменный. Чарли забавляется от души, наблюдая, как я тщетно, раз за разом, пытался подцепить хоть какую-нибудь живность на патентованную блесну, и наконец открыл мне секрет.

Чарли прикрепил к прутику узкую полоску лосиной кожи и крючок, а поверх прутика намотал лоскут свежего мяса. Потом привязал к этой самодельной наживке один конец лески, другой же приспособил к стволу молодой двадцатифутовой елки. Войдя в озеро, он воткнул гигантскую «удочку» в дно, а леску с приманкой свободно пустил по воде.

— Теперь подождем, — заключил он. И мы стали ждать. Ждали целый день, а вечером Чарли подошел к «удочке» и спокойно снял щуку фунтов на двенадцать. Абсолютно не тронутая наживка была извлечена из глотки рыбы и снова пущена в ход.

На следующее утро Чарли выудил щуку еще крупней. И снова в воду ушла та же наживка. Все две недели, что я был с ним, он собирал по два «урожая» в день и даже не подумал переменить наживку.

С особой благодарностью я вспоминаю Лоренса Джиммикена, долговязого парня лет двадцати четырех, одного из немногих кри, получивших высшее образование и вернувшихся в тайгу на промысел. Его великолепный английский оказался для меня неоценимой подмогой.

Холодной ночью, сидя в палатке на одеяле, сшитом из узких полосок кроличьих шкур, и вороша время от времени угли в очаге, он поведал мне о своем народе.

— Было время, когда кри жили в лесу круглый год; чаще — одна семья, реже — две семьи рядом. Все изменилось, когда триста лет назад здесь появилась Компания Гудзонова залива. Индейцы стали выходить к факториям на берег залива Джемс, менять бобровые шкурки на муку, сахар, сало, чай, боеприпасы... — Горькие нотки послышались в голосе Лоренса. — В те дни обмен шел так: толщина пачки шкур должна равняться длине ружья. И купцы подыскивали настоящих тяжеловесов, чтобы они, став на пачку, утрамбовывали ее, а мушкеты изготовляли с особо длинными стволами.

Постепенно кри стали проводить все больше и больше вре

мени в этих поселениях. При факториях строили дома и школы, обучение принимало обязательный характер. А теперь мы просто живем в поселках и уходим в леса зимой, чтобы добыть разрешенное количество бобров.

Лоренс бросил четыре чайных пакетика в заварной чайник, его мать Луиза отрезала ломоть лосятины на жаркое, а Фрэнсис, его жена, поставила перед, сынишкой Раймондом бутылочку с разведенной сгущенкой.

Мы пообедали, сидя вокруг очага на устланной еловыми лапами земле. К обеду подавали хлеб, который готовят из белой муки и воды с добавлением соды, лярда и соли. Его называют здесь бэннок.

— Кри верят, что индейцы и звери живут на свете, чтобы работать вместе, — говорит Лоренс. — Между нами какие-то особые связи. И наше взаимное дружелюбие наполнено любовью и ответственностью. Если мы пожадничаем и истребим слишком много животных, они разбегутся. С другой стороны, зверье знает: мы нуждаемся в нем, чтобы выжить, — и дается в руки людям. Когда с охотой не ладится, мы задумываемся, что же было сделано такого, что огорчило зверей.

Мы никогда не убиваем для забавы, не охотимся по воскресеньям, не позволяем животным страдать и не мучаем их. Соблюдаем древние правила поимки и забоя. Например, когда мясо бобра съедено, кости его возвращаются воде. Вот и рассудите, как же кри могут относиться к пришлым охотникам, которые убивают ради спорта?

УЧИСЬ ДУМАТЬ ПО-БОБРИНОМУ

Бобровая охота начинается в середине ноября. До этой поры мех еще не успевает «созреть», а годовалые бобры мелковаты. Чтобы предотвратить убывание бобрового поголовья, местные охотоведы составляют нечто вроде плана добычи, основываясь на предварительном подсчете бобровых поселений в данном районе. Чарли Даймонд, например, имел право в прошлом году добыть сотню бобров.

...Приближалась зима, и я решил присоединиться к кри, отправлявшимся промышлять бобра. Полутораметровое одеяло из снега и льда скрывало реку Руперт, а самолетики полярной авиации, садясь, чертили на нем

21