Вокруг света 1975-12, страница 51

зывали передававшиеся от поколения к поколению легенды. Любопытно, что, несмотря на свое дружелюбие, тасадай почти сразу же стали делить членов прилетавших к ним немногочисленных экспедиций — два-три антрополога, лингвиста, ботаника да один-два журналиста — на две четкие категории: «люди, тасадай иметь много любви» и «люди, тасадай иметь мало любви». К числу последних они относили всех с громкими голосами и острыми, пристальными взглядами. К тому же тасадай манубе недвусмысленно дали понять, что им не нравится, когда ученые ходят за ними по лесу, слишком много фотографируют их или пристают с дотошными расспросами об их жизни. Например, трое мужчин весьма неохотно позволили врачу осмотреть их зубы (ни у одного из них он не обнаружил ни единого дупла!), но категорически отказались от любых анализов и антропологических измерений.

«Во всем этом не было и намека на какой-то суеверный страх перед непонятными им вещами, — рассказывает Элисальде. — Они вели себя так же, как и любой человек, когда к нему нагрянут незваные и слишком назойливые гости». Поэтому, хотя по рекомендации ПАНАМИНа район проживания тасадай манубе и был объявлен заповедным, доктор Элисальде решил ограничить число научных экспедиций туда, чтобы дать «лесным людям» возможность адаптироваться в новых условиях. А главное — без подсказок и постороннего вмешательства самим выбрать наиболее полезное из потока новшеств, обрушившихся на них. Так, в 1973 году в «Потерянную долину» — каньон между двумя лесистыми хребтами, где живут тасадай манубе, — было проведено всего две экспедиции, в 1974 — четыре и одна в первой половине нынешнего года.

В итоге ученые убедились, что, несмотря на свою многовековую изолированность и тысячелетнее отставание в области материальной культуры, тасадай манубе довольно быстро разобрались в назначении многих новых вещей, привезенных пришельцами, в смысле действий их самих. Но они вовсе не торопились применять свои знания на практике. Исключение составляли луки, силки и самострелы, с которыми «лесных людей» познакомил Дафал, да ножи и лекарства, доставленные Элисальде.

Примитивные охотничьи орудия, появившиеся вместе с Дафа-лом, были для тасадаев, так сказать, «подготовительным курсом», который облегчил во многом поистине революционную ломку их быта, которую совершил металлический нож. Его преимущество оказалось настолько огромным и очевидным, что все мужское население тут же перестало изготовлять прежние каменные и бамбуковые орудия — топоры, ножи, скребки — и тем самым безоговорочно признало превосходство универсального новшества, привезенного пришельцами.

По мнению Мануэля Элисальде, знания тасадай манубе и их взаимоотношения с окружающей природой шагнули сразу на тысячу лет вперед. Раньше они жили лишь ее милостями, теперь стали постигать нелегкое искусство ее покорения. От собирательства и примитивного рыболовства «лесные люди», в течение какого-то года-двух перешли к охоте как главному источнику пропитания. Если в прошлом таса-дайское меню было почти исключительно растительным, то теперь в нем появилось мясо диких свиней, обезьян, небольших оленей. Первое время ученых поражало, как быстро тасадай приобрели охотничьи навыки. Однако, как оказалось, это было вполне закономерно. Дикие звери, обитавшие в «Потерянной долине», на протяжении веков привыкли не бояться людей, ибо те просто нё могли причинить им вреда. «Они иногда даже подходили к нам в лесу, и мы трогали их, — рассказывают тасадай. — Они были нашими друзьями, но сейчас они стали убегать». Другими словами, если тасадай манубе быстро сообразили, какие огромные выгоды дает металлический нож, то и дикие обитатели леса не менее быстро усвоили, какую опасность он представляет для них. Кстати, когда доктор Элисальде поинтересовался, как сами тасадай относятся к тому, что охотятся на бывших «друзей», то услышал вполне резонное возражение: «Прежде мы не знали, как сделать эти бегающие вещи пищей. Теперь мы знаем, и они кажутся нам очень вкусными».

Впрочем, ножи помогли тасадай манубе пополнить меню не только мясом. Оказалось, что «лесные люди» обладают солидными познаниями и в области ботаники. В районе их жительства ученые насчитали больше двухсот различных растений. И для каждого из них в языке тасадаев

существует свое название, причем они подробно объяснили, каким образом можно использовать две трети этих растений. Интересно, что их знания в ряде случаев носили, так сказать, абстрактный характер, не находя применения на практике. Например, им было известно, что один из видов огромных пальм, растущих в долине, имеет съедобную мучнистую сердцевину. Однако срубить ее каменными топорами тасадай были просто не в силах. Зато как только появились металлические ножи, начался массовый «лесоповал». Мужчины ловко разделывали . стволы, а женщины с не меньшей сноровкой лепили из сердцевины лепешки, завертывали их в листья и пекли на костре тасадайский деликатес под названием «натек». (Ученые пока не смогли установить, является ли это слово новым в языке тасадай манубе или им уже приходилось пробовать это блюдо.)

Наконец, ножи сказали свое слово и в улучшении... «жилищных условий» «лесных людей». В «Потерянной долине», где живет это племя, есть три просторные пещеры, но до прибытия Мануэля Элисальде и его товарищей все тасадай ютились лишь в одной из них, причем спали прямо на голых камнях. Первое время они внимательно присматривались к действиям пришельцев, а затем позаимствовали у них «передовой опыт». «Мы делаем, как вы, то, что нам нравится», — объяснили они.

«Жилищное строительство» началось с сооружения из пальмовых стволов и жердей специальных платформ для сна, на которые аккуратно укладывалась подстилка из лиан и листьев. Эти импровизированные кровати потребовали дополнительного места, и часть семей решила переехать в соседние пещеры. В последнее время, как убедились ученые, наименее консервативные представители племени тасадай манубе пошли еще дальше, оборудовав себе индивидуальные спальные места в виде сплетенных из лиан гамаков. Впрочем, они оказались не чужды и рационализаторства, используя такие же сетки для сушения и хранения дров в сезон дождей. Появление семейных и личных «кроватей» привело к возникновению первых зачатков личной собственности. Если раньше вся собранная еда шла в общий котел, а примитивные ножи, скребки и топоры не имелй строго закрепленных за ними владельцев, то теперь в «спальнях» отдельных семей можно обнару

4 «Вокруг света» № 12

49