Вокруг света 1976-02, страница 68

пытна: бушмены произносят слова чрезвычайно быстро, перемежая их щелканьем.

Румтор, улыбаясь, оборачивается ко мне.

Я даю каждому по две пачки черного табака, и они признательно качают головами, говоря мне: «Ай, ай» («Да, да»). Таким способом они выражают одобрение. Думается мне, я никогда в жизни не получал столь большого удовольствия по такому ничтожному поводу.

— Теперь следует оставить их в покое, — говорит Румтор. — Они хотят покурить с остальными.

У костра, скорчившись в спальном мешке, я понимаю, что заснуть сегодня не смогу. Я дрожу, но не от холода, — от радости. Забыты пятидневная усталость и борьба с кустарниками, забыты четырнадцать проколов шин и многочисленные песчаные наносы, забыт радиатор, пробитый веткой и кое-как залепленный жевательной резинкой, забыты царапины от колючек... Наплевать на ледяной холод, наплевать на маленьких скорпионов, которые, ошалев от жара костра, срываются с веток, где они устроились на ночь, и бегают вокруг меня. В ночи раздается пение, прерываемое смехом и хлопаньем в ладоши. В пустыне звучит радостная песнь человеческих существ из другого века.

Когда я встаю вместе с солнцем, Румтор уже оживленно беседует с бушменами, сидящими вокруг соседнего костра.

Я произношу слова приветствия, и шестеро мужчин, робко улыбаясь, хором отвечают мне. Среди прочих я узнаю Дитаку и Иксу.

— Ты знаешь имена четырех остальных?

— Да, босс. Это Канта, это — Н!Лош (I — означает щелчок). Это — !Кун, а это — !Ксам.

Румтор несколько раз повторяет имена до тех пор, пока я не произношу их почти правильно. Однако «!» не получается, и при каждой моей попытке произнести его мужчины заливаются смехом.

Я даю каждому по пригоршне табака, до которого они большие лакомки. НШош набивает костяную трубку, наполовину закопанную в песок, хватает голыми руками горящий уголек, кладет его на табак и делает несколько затяжек, затем уступает место соседу. Трудно определить возраст бушменов. Может быть, около тридцати, может, меньше. !Кун выглядит самым старшим в группе, и — странное дело — он намного выше прочих. С ан

тропологической точки зрения они не имеют ничего общего с неграми банту. И на самом деле, у бушменов чисто азиатские лица: маленькие раскосые глаза, весьма тонкие губы, желтая сальная кожа. Сильно выдающиеся скулы, плоский нос. Черные волосы не очень густы и образуют маленькие, разделенные между собой пучки, напоминающие горошины черного перца. Бушмены пристально разглядывают меня — без страха, но с особым сочетанием недоверия, робости и любопытства.

Голоса женщин и смех детей заставляют меня обернуться. Мужчины поднимаются и, шествуя гуськом, цепочкой исчезают в зарослях колючего кустарника. Я горю от нетерпения отправиться вслед за ними и взглянуть на лагерь бушменов.

— Позже, босс, позже, — понимающе говорит Румтор.

Я пользуюсь свободным временем, чтобы привести в порядок дела, подготовить фото- и киноаппаратуру, благоустроить свой бивак, где я рассчитываю остаться недели на четыре...

После полудня я отправляюсь на поиски лагеря и... оказываюсь в самой гуще построек бушменов, прежде чем успеваю что-либо сообразить. Они сооружены с высоким мастерством и практически неприметны в окружающей растительности. Шесть маленьких хижин... Впрочем, нет, не хижин: отсутствуют крыши, и даже стен как таковых нет. Постройки представляют собой просто большие ветви, по кругу вкопанные в землю. Внутри почва для удобства вскопана. Эти бушмены принадлежат к племени !гвикве. Они — кочевники и перемещаются с места на место в зависимости от наличия растительной пищи и дичи.

Мужчины отдыхают, растянувшись на теплом песке. С десяток женщин заняты различными делами. Меня они, кажется, не желают замечать, а вот дети (я их насчитал тринадцать человек) моментально прекращают игры. Я раздаю всем конфеты и распределяю среди женщин табак. Те благодарят меня негромкими возгласами, сильно напоминающими кудахтанье, что несказанно забавляет Румтора. Одна из женщин сидит на корточках перед своей постройкой. Рядом с ней — другая, помоложе и очень хорошенькая. Ее зовут Ксуксам. Это вторая жена Дитаку. В сущности, бушмены — многоженцы, но, поскольку условия жизни чрезвычай

но тяжелы, редко кто может позволить себе иметь больше двух жен.

Ксуксам носит на шее восхитительное ожерелье из кусочков скорлупы страусиных яиц, нанизанных на шнурок. Это основное украшение женщин. У многих оно дополнено ожерельями из обломков игл дикобраза или различных кореньев.

Все женщины маленького роста, но достаточно сильные. Одежда их состоит из двух кусков шкур: один защищает большой живот, второй — ягодицы. Иногда кусок шкуры прикрывает всю спину и удерживается ремешком на плече. Он именуется «кару». Ночью кару превращается в одеяло, а днем туда складывается лища, которую женщины отыскивают в кустарнике.

Группа, образованная шестью семьями, имеет право охотиться на строго определенной территории. Признается только власть вожака группы. Как правило, это лучший охотник, в нашем случае Дитаку. Его роль состоит в том, чтобы определять направление перемещений и следить за передвижением дичи, короче — отвечать за выживание группы.

Пропитание обеспечивают и мужчины, и женщины, и даже дети. Первые охотятся, все прочие занимаются собиранием плодов. Чувство собственности развито сильно, особенно когда речь заходит об утвари и оружии, однако добытая пища строго регламентирование распределяется между всеми членами группы.

Как-то в полдень две женщины вернулись в лагерь после долгих поисков пищи. Они выглядели утомленными и опирались на палки, предназначенные для выкапывания кореньев. Кару, которые наподобие кулей были водружены на головы, оказались наполненными кореньями и главным образом цаммами — маленькими дынями, которые дают бушменам пищу и влагу. Это существенный и незаменимый элемент пропитания. Он позволяет в течение долгих месяцев обходиться практически без воды.

Женщины складывают ношу возле костра. Все с шумом бросаются к ним, и каждый хватает по дыне. Дитаку и Канта утоляют голод, сидя по соседству со мной. Первый погружает пальцы в цамму и резким рывком разламывает ее на две части. Потом берет маленькую веточку, месит ею ааякоть, пока та не отдаст весь сок, и протягивает половину дыни мне.

66