Вокруг света 1976-03, страница 44

станцию, Володичев — чемоданчик с солнечными батареями и «ловушкой» для космических лучей, я — кинокамеры. Проваливаясь «по уши» в снег, мы движемся по берегу ледникового озера. Затем поднимаемся по снежному крутояру — и вот он, наконец, вертолет. Только не тот, которого мы ждем. Этот прилетел сюда в 1967 году спасать альпинистов, попавших под лавину, и при посадке перевернулся. Экипаж и спасатели остались невредимы, но вертолет поставить на ноги так и не удалось.

Короткая передышка, съемки (смотри снимок на стр. 38) — и пора браться за дело. Мы с Левой вытаскиваем из-под снега полотнища, отряхиваем их и раскладываем на огромном снежном столе так, чтобы красный крест бросался в глаза летчикам.

— На семнадцатый день пути я первый раз почувствовал под ногами опору, — рассказывает Лева о том, как они брали Южную стену в лоб. Он часто прерывается, и мы вслушиваемся в гробовую тишину ледникового цирка. Коля Володичев тоже нервничает, больше смотрит на запад, откуда должен появиться вертолет, чем на стрелки приборов, мечущихся от дождя космических частиц.

Только на восьмой день ожиданий я услышал далекий рокот, заорал: «Летит!» — и бросился за кинокамерой. Ребята не сдвинулись с места, пока не увидели на

фоне огромной белой стены летящую точку.

Только успел я вскинуть камеру, как огромный Ми-8 с оглушительным ревом навалился на нас, поднял лопастями снежную бурю. На лету из его брюха градом посыпались бочки, ящики, красные баллоны с бензином. Над плато поднялись грибы снежных взрывов. Вертолет носом покланялся нам и улетел.

На снегу — кровавое пятно, разбилась банка томатного сока. У моих ног лежит сверток в упаковке длительного хранения. Я разрываю его. В руках мягкий пушистый батон, кажется, даже горячий. Совсем такой же, как в московской булочной.

«гПровести третий акклиматизационный выход, серию высотных ночевок (6200—6500 метров), сне-голавинные работы. В высокогорной зоне испытать кислородный прибор «Альпинист-1», комплекты пуховой одежды, пищевых рационов...»

«Немедленно достать камеру и снимать, снимать, чего бы это ни стоило», — приказываю я себе. Но как снимать, когда не видно вытянутой вперед руки? Лишь бы удержаться на веревке, лишь бы

не снесло со склона порывом снежной реки, лишь бы превозмочь нещадную боль в голове...

Снег забивает глаза даже сквозь очки, лезет под пуховку, в рукавицы. Сыплется фонтанами сверху, с карниза и бьет из-под ног прямо в лицо. Остановиться нельзя — тут же засыплет, вниз тоже пути нет — лавины! Один только выход — идти вверх. И мы идем.

За что, спрашивается, мучаемся? Кто-то смог бы нас понять, если бы мы шли на вершину. Но мы идем вверх только для того, чтобы «поголодать» без кислорода, «поболеть» гипоксией — горной болезнью, провести две бессонные ночи в холодной, промерзшей палатке и, когда до вершины останется день-другой пути, повернуть вниз, в базовый лагерь.

Физиологи теперь уже твердо знают, что человек не может жить на высоте свыше пяти тысяч метров над уровнем моря. Шестикилометровую высоту они называют порогом зоны смерти. На семи километрах кислорода в три раза меньше, чем на «обычной» земле.

Вершины сейчас берут путем ступенчатой акклиматизации. Только постепенно набирая высоту и спускаясь, можно подготовить себя к кратковременной жизни и

«...Теперь мы испытываем кислородный прибор «Альпинист-1» днем в пути и во время сна, в жару и в тридцатиградусный мороз».