Вокруг света 1976-04, страница 32
в нем вовсю кипела стройка.^ Вереницей, один за другим, шли рычащие самосвалы, сбрасывая на землю дымящийся асфальт. Гудела и тряслась, как в ознобе, передвижная электростанция. В круглых изгибах труб, в жгутах водопроводов копошились сантехники, выискивая дефекты. Там находился живой, импульсивный Виктор Гуревич, коллега Едина, — очевидно, спорил, ругался с прорабами из-за неполадок в подвесных потолках. С высоты «белоснежной вертикали» — гостиницы летели голубые языки сварки, а администратор принимала тем временем новенькое белье и одеяла, ставила на них фирменное клеймо. В только что выстроенной школе учитель литературы читал есенинское «Тихо дремлет река. Темный бор не шумит...», а в раскрытое окно врывался рев бульдозеров и компрессоров, удары металла о металл. На переменках из битого кирпича и плиток первоклассники «ставили» дома — играли в стройку... Шли последние горячие денечки перед торжественным открытием поселка Верхняя Троица. Поселка, можно сказать, необычного, в какой-то мере прообраза сельскохозяйственных поселков будущего, который спроектировал сидящий рядом со мной высокий светловолосый парень с кистью в руке. Сейчас он отдыхал. Все утро мы бродили с Единым по окрестностям Верхней Троицы. Смотрели, как холодная, в измороси, земля дышала испарениями вянущих трав, как, склонившись к реке, дрожали и поскрипывали ивы. А ослепительное солнце писало свой автопортрет во множестве луж, оставшихся после дождя... Собственно говоря, для Елина это было путешествие по памяти, для меня — знакомство с первоначальной идеей проекта, с его истоками. Мы ходили из одной деревни в другую, заглядывали в крестьянские дворы, пили молоко у хозяев, лазили по крышам и чердакам, лежали на стогах, разбросанных по полям, и отовсюду маячил белый ствол гостиницы, утверждавший себя среди верхнетроицких угодий. Перед тем как взяться за этюд, Елин сказал мне: — Если бы древние ставили церковь, они выбрали бы именно это место. Я не ошибся... Это место он открыл для себя три года назад, когда ему, молодому архитектору Росгипросель- хозстроя, предложили принять участие в конкурсе по проектированию образцово-показательного сельскохозяйственного поселка поблизости от старой деревни Верхняя Троица в Калининской области. И деревня, и огибающая ее Медведица с быстрыми струями и песчаным дном показались ему вначале миниатюрными и какими-то домашними. Но, несмотря на размеры, у них было свое место в истории. Здесь, у ручья, шумно впадавшего в речку, в крохотной семиаршинной избе, стоявшей на краю деревенского порядка, родился Михаил Иванович Калинин. Здесь он провел детство, а когда в конце двадцатых годов в Верхней Троице организовался колхоз, он первым вступил в него, подав пример остальным... Узнав об этом, Елин тут же отметил для себя: будущий проект должен учитывать не только новые жилые образования, но и нести, в себе какие-то черты мемориального центра. Когда архитектор сошел с рейсового автобуса Калинин — Кашин, он увидел поле кукурузы. Совхоз «Верхнетроицкий» начал культивировать ее сравнительно недавно, но уже получал более 400 центнеров зеленой массы с гектара. Вначале Елин не поверил в эту цифру — слишком фантастической показалась она ему для этих бедных суглинистых и супесчаных почв. А потом ему объяснили, что неподалеку отсюда, на торфяных болотах, совхоз заготавливает перегной, компостирует его с навозом, фосфором и аммиачной водой, а ближе к весне вывозит удобрения на поля. Некоторые угодья по своему плодородию не уступают даже знаменитым кубанским черноземам. Елин узнал также, что за «Верхнетроицким» укрепилась репутация крепкого хозяйства. Но у него есть своя ахиллесова пята — более двадцати далеко разбросанных мелких селений. Подобно старым корневищам, некоторые умирали буквально на глазах. Дедовские дома старели, многие разваливались, а новых строилось мало. Люди помоложе снимались с насиженных мест и перебирались либо в города, либо поближе к центральной усадьбе. Угодья вокруг деревень постепенно зарастали кустарником, пышным цветом покрыли землю злаки-паразиты... Эти селения требовалось объединить в один общий базовый пункт, откуда можно было бы крепче держать власть над землей. И этим пунк том, по мысли областного руководства, должен был стать новый современный агропоселок на берегу Медведицы. Сельский кров... Каким ему быть в эпоху научно-технической революции? Не задавят ли новые постройки старую часть села, ту, которая существовала еще при жизни Калинина? Как отыскать эту связь между новым и старым?.. Елин бродил по Верхней Троице и ловил себя на мысли, что деревня спланирована на редкость удачно. Бессистемная на первый взгляд застройка была глубоко продуманной в хозяйственном отношении и вытекала из строгого учета местности. Опыт, отшлифованный веками, прирожденный вкус и отличное знание природы руководили поколениями народных зодчих, создавших облик села. Каждая постройка отличалась друг от друга, а все вместе они смотрелись как некое законченное произведение. Деревня была органично связана с рекой, лесом и пашней, куда вело множество дорог и тропок. Каждый дом мог похвастаться строчкой резьбы по карнизу, узорчатым «полотенцем», похожими на клювы птиц водосливами. Сказочное убранство крылечек и оконных наличников вызывало ассоциации с древними теремами. Практическое и эстетическое было в нерасторжимой связи... На околице архитектору встретился почтенный старик с плотницким топором в руках. Лежавшие подле него тесины отсвечивали свежим румянцем и предназначались, по всей видимости, для баньки, которую тот «проворил». — Что ходишь, друг-человек? — поднял голову старик. — Избы у вас красивые, — сказал Юра, останавливаясь. — Ишь ты, кра-си-вые... — угрюмо хмыкнул плотник. — Была красота, да вся вышла. — Он отложил топор и попросил у Елина прикурить. Юра чувствовал, что старику не терпелось отвести душу, и он помог ему завести разговор о «позабытом-позаброшенном» плотницком ремесле. — Знаешь, когда дерево заготавливали? — с ходу спросил старик. — Кажется, в декабре, по первому морозцу... — Правильно, в декабре, -— оживился плотник и посмотрел на него с растущей симпатией. — На зорьке заготавливали, когда лес спит и сырость лишняя в землю ушла. А перед рубкой обстукивали дерево. Оно ведь ува 30 ) |
