Вокруг света 1976-04, страница 33

жения требует, тут все по науке должно быть. Глаз верный и слух отменный. Плотнику без этого нельзя. Обстучи, обстучи-ка дерево — оно тебе и скажет, где плоть рыхлая, а где и червоточина завелась. — Он постучал обухом топора по первому попавшемуся бревну и сказал: — Отсюда, считай, все силы вышли и соки вытекли. Да и кора светлая — значит, брак!.. А эта... — плотник постучал по другому бревну и прислушался, — век прослужит, а может, и больше. Видишь, какая сердцевина желтая?

Старик помолчал, затянулся «беломориной».

— Прежде-то не пилили дерево, как сейчас. Топором рубили, чтоб сырость не забралась. Тюкали его, тюкали — поры-то древесные и закупоривались. Забьют их с концов, затешут — дерево смолу хранит, не гниет. Потом его табаком и известкой предохраняли, берестой обкладывали. А еще делали так. Перед тем как рубить дерево, его серой подпитывали.

— Как это серой? — не понял Елин.

Очень просто. Выливали под корень серный раствор — и так много лет. Никакая тля его не брала! Прежде старики много всяких премудростей знали...

— Растревожил мне душу этот старик, — вспоминал Елин, не отрывая взгляда от холста. — Что ни говори, а дерево — отличный строительный материал. И микроклимат в'деревянном доме намного лучше, чем в каменном, — нет сырости, сквозняков, тепло долго держится. Но... — Он сделал глубокую паузу.

— ...Проект, очевидно, предусматривал бетон? — закончил я за него.

— Вот-вот, — улыбнулся Юра. — И никуда от него не денешься — другая эпоха! Хотя, я уверен, многие архитекторы и сейчас живут тайным желанием — соорудить бы что-нибудь эдакое... деревянное. Посостязаться бы с древними, а может, чем черт не шутит, и превзойти их. Ведь, в сущности, если разобраться, какую застройку ни применяй, как ни благоустраивай сельский кров, как ни обставляй его городскими удобствами, а без специфики деревенского жилья не обойтись. Да и надо ли от нее избавляться? А между тем сельская архитектура плетется в хвосте. Порой встречаются такие «перлы», что хоть на стенку лезь...

Я вспомнил, как однажды — это было в соседнем районе — Елин подвел меня к какому-то странному зданию, но так, чтобы я не успел прочитать вывеску, и тоном экзаменатора спросил:

—- Как вы думаете, что это такое?

Я пожал плечами:

— Наверное, пожарная каланча?

— А вот и нет.

— Тогда баня?

— Не угадали.

— Столовая? Пекарня? Дворец бракосочетания?

Елин засмеялся.

— Вы уже начинаете фантазировать, — сказал он. — Это местный Дом культуры. Помесь православного храма с водокачкой...

Юра помолчал.

— После таких штучек начинаешь судорожно соображать: что же это за зверь такой — сельская архитектура? — Последние слова были сказаны с горечью.

— А разве Верхняя Троица не отвечает на этот вопрос? — спросил я.

— Дело не в Верхней Троице, — запальчиво сказал он. — Таких агропоселков пока не более двух десятков в РСФСР — капля в море. Дело в том, что сельская архитектура только начинает складываться, в то время как сельское строительство ведется уже давно. И часто сооружается не то, что задумает архитектор, а то, что продиктует строитель. В деревенскую местность механически переносятся городские приемы застройки. Ставят пятиэтажки — и ладно. А нужны ли они деревне? Вписываются ли в деревню? Проектировщик нередко мыслит, имея перед собой серию дома и бульдозер, а не конкретный ландшафт с его сложившимся укладом. Архитектура должна вырастать из местности, а не навязываться ей извне, говорил американский зодчий Райт. Здания, как и люди, должны быть искренними. А это значит, что они обязаны быть построены так, чтобы принадлежать земле, на которой стоят...

Три года назад, утопая в рыхлой земле, он ходил по кукурузному полю, на котором, как он понял позднее, должны стоять жилые дома поселка. Юра следил за траекторией солнца, слушал птичьи голоса, лежал на скошенной траве, мял в руках землю, и, наверное, со стороны производил впечатление человека, которому некуда девать свободное время. Он ощущал местность,

ее «пейзажные возможности». Потом он стал ее изучать.

Каждый элемент площади — кусты, деревца, ручей, овраг, направление дождевого стока, секторы обзора и так далее — Елин обдумывал с точки зрения их ландшафтного значения. Со всех сторон местность была раскрыта на пейзаж. Отсюда зелеными волнами разбегались поля. Шоссе, проходящее мимо, обеспечивало удобное сообщение с Калини-ном и Кашином. (А для будущего жителя это немаловажно.) Прозрачная Медведица, сосновый бор за рекой — местность, какую поискать!

Однако Елин все же разглядел несколько раздражающих «негармоничных элементов ландшафта». На территории будущей застройки стояло полдюжины разномастных изб и пекарня, и он отметил для себя, что их следует «исключить». (Пекарня, на его «счастье», сгорела от молнии, а избы с согласия жителей разобрали по бревнышку и перевезли в старую деревню.)

Пока это еще не было проектом, пока это был мгновенный черновой оттиск первых впечатлений, но он уже понял, что поселок будет многофасадным. Он будет смотреться с любой точки, и любая точка обзора подтвердит его слияние с местностью. Каждый фасад должен быть главным.

Елин решил, что на небольшом холмике вблизи реки он обязательно поставит гостиницу. Конечно, холмик можно бы и подрезать с помощью скрепера или бульдозера, как это часто практикуется, но ему почему-то было жалко этой пустячной возвышенности... Гостиница, рассуждал он далее, должна стать доминантой ландшафта, фокусной точкой аг-ропоселка. Возле нее, как птенцы под крылышком наседки, разместятся школа-интернат, Дом культуры с выходом к реке, здание административно-хозяйственного центра. Их длинные, распластанные плоскости из стекла и бетона «лягут» на землю как образное выражение пространства. Каждое здание будет само по себе, а все вместе — ансамбль...

Отовсюду должны виднеться река, леса за рекой, поля. И везде свет... Чем меньше мудрить, тем лучше. Все должно быть просто, надежно, красиво и утилитарно. И никаких декоративных завитушек. Всякое украшение в данном случае превратится в насилие над бетоном...

Улица — источник шума — будет тонуть в деревьях и цветниках; во дворе школы — альпина-

31