Вокруг света 1976-04, страница 71
Терская земля — Тре, как ее называли норманны («Земля, покрытая лесом»), раскрывалась постепенно... С ее языческими оберегами, вольностью шутки, удалью карнавального перепляса в новогодние святочные гулянья. Год за годом я записывала были, сказки и песни — прошлое и настоящее Терского берега, и не было им конца. «Мы — новгородчи», — и сейчас говорят старики терчане. Летописи утверждают, что уже во времена Ярослава Мудрого пришли сюда ушкуйники-нов-городцы. Поразились обилию дичи и пушного зверя в лесах дремучих, рыбы красной — в реках и в море, скатными жемчугами речными залюбовались... Осели смельчаки первопроходцы. Деревни, села, погосты свои построили. Центром края стало село Варзуга, над рекой Вар-зугой в лесах стоящее. При Иване Грозном там было сто двадцать пять дворов. Веками шумели > ираздничные осенние Никольские ярмарки. Торговали гости терские и гости заморские... «Мы — новгородчи, — вековечные рыбаки и охотники», — говорят терчане. Славна подвигами ратными, славна людьми суровыми, сильными, добрыми и веселыми, трудом их нелегким, славна рукодельными художествам^ земля Терская. «Художество» кораблестроения в приморском селе Кузомени дожило до 20-х годов нашего века. Обряд старинный свадебный — многодневная музыкально-поэтическая драма народная — справлялся в Варзуге еще десять лет назад. Сказки и сейчас сказывают в долгие зимние вечера. Когда полярное сияние освещает черное небо радужными химерами, руководитель колхозного хора, потомственная вар-зужанка Александра Кагштонов-на Мошникова, собирает в свою теплую, светлую избу подруг песни петь. И звучит снова и снова: буднично, «для себя», а слушать их праздник. «Поле-луга сей год росцветалисе, оны белыма цветами сколыбалисе...» — это хозяйка выглянула в окно, а в тундре — кипень белых цветов. «11риходи-ко-се, да проходи-ко-се, Платонидушка да свет-Ивановна!» — это гостью так встречают... Буквально на каждом третьем слове в' разговорных бытовых диалогах терчан сверкают фейерверки острых рифмованных приговорок, часто рождающихся по ходу разговора. — Сказывают, у Стрелковых намедни байна сгорела... — А! Полдела, що байна сгорела: кабаки горят — и то ницё не говорят... Наиболее удачный ответ чаще всего прекращает словесное состязание: — Садись-ко, Офимья, цаю попей. — А! Цай без вина — дак пей без меня! Приговорки чеканятся быстро, в танцевальном ритме, кажется, вот-вот каблуки чечетку выбьют. Собеседник, наивно продолжающий спрашивать и отвечать всерьез, попадает иногда впросак. — Што говоришь-то, Изосимов-на? Не так ведь было... — Помешкай! Люди говорят про Тараса, а она: «Чертей полтораста...» — Што? Што?! — Больших чертей сто, а маленьких — двести, убыот тебя на месте. — Знаешь, поговорим потом... — Потом да потом... Отрубите топором! Не древние ли ярмарочно-пло-щадные скоморошьи состязания в остроумии лежат в истоках терских приговорок? Возможно. Недаром, называя себя новгородцами, терчане не забывают напомнить, что «всякий люд бежал сюда, на Терский берег, — и пугачевцы, и разинцы от расправы хоронились, и казаки всяки опальны, а прежде того — скоморохи»... На солнечном всходе, На угреве, да, Стоит белая береза Кудревата, да. Мимо ту белу березу Кудревату, да, Туда нету ни пути, нет Ни дорожки, да, Нет-то ни широкой, ни Пешей, ни проезжой... Разговаривают терчане — будто былины напевают, будто сказки сказывают. Разговаривают После Нового года, в короткие полярные дни, когда оранжевое полыхание4 утренней зари незаметно переходит в зарево вечернее, когда днем тени на снегу звучно фиолетовы, терчане ходят по селу из дома в дом «шелюха-пами», «маскированными» (ряжеными), с плясками, с песнями, шутками, смехом. В пышащих жаром русских печах пекутся целые стада козуль. Козуля — будь то петух, гусь, бык, олень, корова или тюлень — это миниатюрная скульптура из теста. Имеется летописное свидетельство, что еще в XII веке наши предки лепили из теста фигурки быков и коров, поедали их, а затем «рикали, аки волове». В наши дни фигурное печенье утратило свой изначальный магический см!ысл и стало игрушкой. На Терском берегу ко-зулгми оделяют ряженых детей, которые ходят с поздравлениями и добрыми пожеланиями из дома в дом. Однако в сути своей происхождение фигурного печенья восходит к обычаям ритуальных трапез — братчин и «питий мо-лебных пив». Варзужанка Христина Николаевна Рогозина и уроженец поморской деревни Чапамы Алексей Митрофанович Чеченин помогли мне составить достоверную и уникальную коллекцию характерных терских козуль. Оба «скульптора» отнеслись к моему заказу с полной серьезностью. «Козули-ти можно изладить. Почему нет? Только муки надо настоящей аржаной, самой грубой, ежли даст тебе пекарь. Да поди не даст, дак...» Но пекарь дал муки. И вот я сижу в горнице столетнего дома Христины Николаевны и с волнением слежу, как рождаются козули в ее негнущихся, похожих на узловатые корни деревьев, пальцах. Сначала кусочек теста, еще не приняв форму, как будто на глазах одушевляется, становится теплой плотью. Большие серо-синие глаза Христины Николаевны — совсем молодые на морщинистом и чуть одутловатом лице («сердце да астма замучили, дак...») — по-особому светятся, как у женщин, когда они «обиходят» телят, козлят, ягнят — «дитяшей» своей домашней скотинки. Руки работают споро и ласково. Кажется, сами по себе появляются немного неуклюжий крепкий зверипый торс, четыре ноги, голова. Работа идет поэтапно, как в профессиональном творчестве: крупный, средний план и наконец проработка деталей. «Вот мы тебе ножки... ножки изладим. Рожки... глазы наметим. Пущай глядит — не слепому ведь жить... Кто вышел? Ан лось, лось, голубушка...» Конь с всадником, лось, бык, корова, тур-баран — златы рога (и это сохранилось в памяти народной, хоть туров давно уж нет), турица златорогая — животные, некогда символизировавшие солнечное божество и связывавшиеся с образом Ярилы, сле 69. |
