Вокруг света 1976-05, страница 19

стегнуты кожаными ремешками. Все как полагается. Непривычно только задание — на обратном пути вывезти детей.

Комполка направил меня в партизанскую бригаду Гаврилова. Посадочная площадка у нее была близ деревни Лиственка. Гаврилова я знал. Это был высокий плечистый дядька, бывший рай-комовский работник. Говорил он мало, тихо, как будто боялся говорить громко. Но судя по тому, как быстро выполнялись его приказания, в отряде он пользовался непререкаемым авторитетом. Еще я знал о нем то, о чем партизаны наказали молчать. Всю его семью: мать, жену и десятилетнего ребенка — расстреляли каратели.

На подлете партизаны должны дать белую ракету, вслед за ней по курсу приземления — зеленую. А вдоль посадочной полосы зажечь костры. Но бывало, немцы тоже пускали ракеты и зажигали костры... Так -что смотри да смотри. Главное, выдержать точный курс и время полета. Определить местонахождение и именно свою, а не ложную, посадочную точку непросто. Мало ли, с какой силой, с какого направления может задуть ветер. К примеру, когда вылетал, он дул с юга, а на середине направление ветра изменилось. Снесет в сторону, если не учтешь этого, потому что земли не видишь, не по чему ориентироваться.

У-2 — машинка легкая, тонна — весь полетный вес, и ско-ростенка у него меньше, чем у нынешней «Волги», — сто километров в час. Расходится ветер и начнет ее, бедняжку, бросать как пушинку. Словом, шока летишь, не соскучишься, то и дело смотришь то на карту, то <на часы, то на компас, считаешь минуты и секунды.

Рации на наших самолетах <нет. Улетишь, и никто не знает, где ты, что с тобой. Никто не в состоянии исправить твою ошибку. Тут уже работай головой и, если что, сам из беды выпутывайся.

Вокруг затрепетали огненные строчки трассирующих пуль. Несколько ракет взвилось одновременно. Свет больно резанул глаза. Представляю, какой переполох 'поднял у немцев рокот ненавистного им самолета. Они звали наши У-2 презрительно «рус-сиш фанерен», но боялись не меньше штурмовиков. Почти повиснув над их окопами, мы сбрасывали маленькие осколочные бомбы. Как травило, они точно попадали в цель, уничтожая легкие пулеметные гнезда,

ротные минометные батареи, живую силу. Бывало, ночь напролет обрабатываешь их передний край, держа фашистов в постоянном напряжении и страхе. Мы лишили их сна, а сон для солдата тоже немало.

Лостреляв в темное небо, немцы поутихли. Они услышали, что самолет пролетел. Но все равно у них, наверное, осталось неприятное чувство, примерно такое же, когда идешь в темноте, а затылком чувствуешь опасность.

Когда я /поступал в Тамбове в школу Гражданского воздушного флота, то не предполагал, что наш учебный У-2, созданный конструктором Поликарповым в 1928 году, станет боевым самолетом. Не думали cttfrfr Поенными летчиками и те, кто уже давно летал на пассажирских машинах. На У-2, Ша-2, П-5, ЛС-84 возили мирных граждан и грузы, летали над колхозными полями, распыляя удобрения, но война сразу же изменила привычный уклад. Лучшие экипажи и самолеты добились чести попасть на фронт.

Эти некогда гражданские самолеты стали бомбить врага, летать к партизанам в глубокий тыл противника, доставлять на передовые боеприпасы, вывозить с поля боя раненых, вести военную разведку.

Прежде мы летали лишь при дневном свете, посадка и взлет после захода солнца рассматривались как чрезвычайное происшествие. Если и случалось летать ночью, то взлет и посадка обеспечивались сильным светом прожекторов, яркими световыми посадочными знаками. Теперь же пришлось взлетать и садиться при тускло мерцающих фонариках, кострах, а иногда и просто при лунном свете. Правилом стали полеты в облаках, вслепую.

«Наставлением по летной службе» до войны был установлен минимум высоты. Бреющий полет, за исключением работ в сельском хозяйстве, категорически запрещался. А сейчас мы только и знали, что ходили на бреющем. Хотя можно было легко обить нас из пулемета или автомата, шансов уцелеть оставалось все же больше, чем под прицельным зенитным огнем на большой высоте.

Кроме того, теперь мы загружались на полную катушку.

Скоро немцы раскусили, что эти гражданские самолеты представляют для них такую же опасность, как и боевые....

Сколько я ни вглядывался, свесив голову за бортик кабины,

на земле ни единого огонька. Все в эту короткую летнюю ночь зарылось в землю, укрылось за густыми елями, стенками шалашей. Кое-где матово посвечивали озерки, тогда самолет начинало болтать. Он попадал во власть восходящих потоков, и приходилось вовремя выравнивать крены, удерживать точную высоту.

До Лиственки оставалось минут пятнадцать лета. Она затерялась среди глухих лесов и болот. В ней не появлялось ни одного гитлеровца, хотя деревня находилась на территории, занятой врагом. Опасаясь проскочить деревеньку в темноте, я прибавил обороты двигателю и полез вверх. Но скоро почувствовал на лице сырость — попал в тучи. Снизился.

вдруг по курсу прочертила дугу белая ракета. Свои! Едва заметным движением отдал ручку от себя. Через секунду вспыхнула еще одна, зеленая, ракета, показывая направление в сторону посадочных костров. Нацелился на посадку. Костры были едва заметны. Включил посадочную фару. Сильный свет потерялся в измороси. Полностью убрал газ, подбирая ручку на себя. Машина гасила скорость и начала как бы парашютировать на своих широких крыльях. Десять метров... Пять... Наконец свет посадочной фары побежал по зеленому разнотравью луга. Толчки подкинули машину раз-другой. Потом она припечаталась к земле и побежала, покачивая крыльями.

У одного из костров я увидел группу людей. На всякий случай пододвинул ближе автомат, сижу, не выключая мотора. К самолету направился высокий сутулый человек в наброшенной на плечи телогрейке. Гаврилов! Я выключил мотор, выскочил из кабины и сразу попал в объятия партизан, вынырнувших из темноты.

— Принимайте груз, друзья! — заторопил я.

Коротка летняя ночь. Надо поскорей разгрузиться, принять на борт детей и улететь, чтобы не встретиться с «смессершмиттами», которые с рассвета начинали свободную охоту.

Партизаны сноровисто вытаскивали из задней кабины ящики с боеприпасами и оружие, я подошел к Гаврилову. Рядом с ним стоял комиссар Васильев. Гаврилов, пряча улыбку в бороде, показал листовку. Под орлом со свастикой было напечатано воззвание к населению. Гитлеровцы призывали уничтожать наших летчиков из «сбитых экипажей. За каждую .голову обещали пятьсот тысяч марок.

2 «Вокруг света» № 5

17