Вокруг света 1976-05, страница 27

DaK-то я жил на краю чувашской деревни, где был пруд, а рядом — роща. Однажды вода, прорвав плотину, вышла на волю. Минуло еще четыре года, и высохшее дно ложбины рассек овраг. Скоро он начал ветвиться.

В сушь овраг был мертв. Он оживал в ливень. И тогда по ложбине, прежде тихой, вместе с водой грохотал щебень, скребся гравий, мчались ил, глина, песок. Земля рушилась, исчезала на глазах.

Кто хотя бы мельком не видел подобное?

Каждый год у нас смывается полмиллиарда тонн почвы. Есть районы, где эрозия забирает у земли фосфора и азота больше, чем их вносится с удобрениями. Песок и глина — продукты эрозии, отлагаемые водой, — стремятся заиливать реки, каналы, водохранилища, пруды. Каждый год из-за эрозии теряют плодородие или полностью разрушаются сто — сто пятьдесят тысяч гектаров пашен, сенокосов, пастбищ...

Зло это всемирное. В Соединенных Штатах Америки, например, эрозия официально признана национальным бедствием. Там она выносит из почвы в двадцать раз больше элементов питания растений, чем их нужно для урожая. За полтора века в этой стране погоня за прибылью свела на нет то, что природа наготовила за тысячелетия. Патриарх американских почвоведов Беннет подсчитал, что для восстановления слоя почвы в два с половиной сантиметра нужно от трех до десяти веков, и это при благоприятном климате и хорошем растительном покрове.

Старый лик водной эрозии в России — суходолы. У И. Бунина есть повесть, которая так и называется — «Суходол». В ней он пишет: «Запомнили мы желтизну каменистых оврагов за избами, белизну голышей и щебня по днищам... Крестьяне старой степной деревни копали пруды в каменистом ложе давно иссякшей речки Каменки. Но пруды ведь ненадежны — высыхают...» Но вот что было в сухо

25