Вокруг света 1976-05, страница 71вставал в кабине. Перегнувшись через борт, он ждал, пока передняя кромка крыла накроет цель, и бросал бомбу. При таком способе попасть сразу было почти немыслимо. Поэтому, увидев, где разорвалась бомба, летнаб при следующем заходе вносил поправку. И так надо было зайти на цель несколько раз, а тут, как это случилось с Пульпе, налетает вражеский истребитель и поливает бомбардировщик свинцовым огнем... Просто ли? А вот и третий приказ по французской армии: «Пульпе Эдуард, адъютант эскадрильи № 23: первоклассный летчик, почти ежедневно выполняет боевые задания. 20 марта 1916 года атаковал три самолета противника на его территории. В ходе свирепого боя сумел поставить врага в невыгодное положение, сбил один немецкий самолет и, несмотря на то, что его собственный аэроплан неоднократно прострелен, благополучно возвратился. 31 марта вновь атаковал два вражеских самолета. Один сбил, другой обратил в бегство и возвратился на сильно поврежденном самолете». С каким же напряжением физических и духовных сил сражается Пульпе, если «почти ежедневно выполняет боевые задания»! В 1916 году союзники направили в Россию две разведывательные и одну истребительную эскадрильи. В числе летчиков был и Пульпе. Старый русский летчик Виктор Георгиевич Соколов, друг и сослуживец Нестерова, опубликовавший воспоминания об историческом таране, свидетелем которого он был, собирал материалы о русских летчиках во Франции, готовя небольшой очерк «Плеяда отважных», где рассказывал о своей встрече с Эдуардом Пульпе. Вот что он писал: «Среди французских летчиков, присланных генералиссимусом Жофром на наш фронт (Жофр был маршалом, но дело в том, что в то время в Европе генералиссимусом назывался командующий несколькими союзными армиями. 'Вот почему маршала Жофра называли часто генералиссимусом. — Ю. Г.), только один был асом — имел пять побед в воздухе. Это был русский подданный Эдуард Пулыпе. Гостей с Западного фронта мы приветствовали в Пушкинском зале московского «Яра». Ужин носил характер братания... Один из летчиков, уже немоло дой младший лейтенант, на груди которого висел Военный крест с пятью пальмами, не принимал участия в бурном веселье. Я увидел, что он мягко улыбался, когда к нему обращались, но и только. Этот ас являл собой пример воздержанности и корректности. — Вы не знаете, почему вон тот пожилой лейтенант сидит ка-кой-то невеселый? — спросил я своего соседа. — А он всегда такой, — последовал ответ. — Он не француз, он русский. Я заинтересовался и, когда подали кофе, подсел к лейтенанту. — Это правда, вы русский? — спросил я его. — Не совсем, — ответил лейтенант на чистом русском языке. — Я латыш, но я, конечно, русский подданный. Война захватила меня во Франции. Я поступил добровольцем во французскую армию, окончил авиационную школу и вот, как видите, вернулся французским офицером защищать родную землю. — Во Франции вы, наверно, думали полюбоваться Парижем и развлечься, но попали в переделку? — спросил я. — Да нет, не совсем так, — возразил лейтенант. — В силу некоторых обстоятельств мне пришлось прожить во Франции несколько лет. По тону, каким это было сказано, я понял, что выяснять подробности его пребывания за границей не следует, и стал опрашивать о постановке обучения в той авиационнои школе, которую он закончил. Лульпе говорил тихо, не торопясь, хорошим литературным языком. Было видно, что это культурный, хорошо образованный человек, и на меня он произвел впечатление типичного интеллигента. Но за его мягкостью и корректностью чувствовалась железная воля сильного духом, человека и некоторая настороженность. Он улыбался только ртом, глаза в улыбке не участвовали, и лицо его никогда не теряло серьезности». Причина, по которой Пульпе не распространялся о своем прошлом, весьма понятна. Он эмигрировал из России в 1911 году изнза преследований, которые были вызваны его принадлежностью к латышской социал-де-мократической партии. Можно предположить, что его политическое прошлое не было известно русским военным властям, которые, несмотря на большую нужду в специалистах авиационного дела, старались не допускать в армию неблагонадежных. Прибыв в Россию, французские летчики были распределены по разным частям. Пульпе назначен в VIII истребительный авиаотряд. «Середина июля 1916 года. Юго-Западный фронт»... Я рассматриваю редкую фотографию, подаренную мне известным советским авиационным инженером и историком авиации Вадимом Борисовичем Шавровым.. В ангаре стоит подготовленный к вылету самолет «Ньюпор XI», напоминающий широко известный наш прославленный У-2. На колесе сидит Эдуард Пульпе. Он в теплом комбинезоне с меховым воротником, на голове белый шерстяной шлем. Летчик не позирует, скорее всего он задумался над полученным заданием и ждет команды, чтобы идти в бой. Положение на фронте было серьезным. Вот как вспоминает об этом периоде русский летчик Вячеслав Матвеевич Ткачев сменивший великого князя Александра на посту авиадарма. «в обстановке создавшегося кризиса севернее Луцка немецкое командование бросает к Kofi ел ю не только сухопутные резервы, но и уже испытанное под Верденом оперативное сред* ство — истребительную и бомбардировочную авиацию. Первыми появляются на фронте «фоккеры», которые для нанесения «ошеломляющего» удара в воздухе сразу же применили патрульную тактику, хотя в ней не было необходимости: наша авиация располагала здесь слабыми силами и действовала только одиночными аэропланами». ...Снова всматриваюсь в фотографию. Вот к такому одиночному полету, вероятно, и приготовился Пульпе. И словно в подтверждение возникшего ощущения читаю дальше... «Одно из первых столкновений с этой сосредоточенной немецкой истребительной авиацией севернее Луцка выпало на долю летчика VIII истребительного отряда, лейтенанта французской службы, нашего соотечественника Пульпе — героя Вердена, где он однажды выдержал бой с восемью немецкими аэропланами, сбив из них два. Хотя он уже и не был юношей, еще перед войной Пульпе выехал из Риги, оставив свою педагогическую деятельность в гимназии, но в бою отличался 1 Эти воспоминания хранятся в рукописном отделе Государственной библиотеки имени В. И. Ленина (Ю. Г.). 69 |