Вокруг света 1976-07, страница 53

потому как у них одна дочь, Марфутка, скольки годов в постели лежала, у ней ноги свело — вот они ее и веселили, чтобы ей было дюже нескучно. Пятницкий и говорит: «А как бы ее пригласить?» Тут, у него в доме, они играли и плясали, и Ари-нушка сама прибавутки катала — частушки такие. Вот тут он ее и стал просить: «Аринуш-ка, а что, — говорит, — поедешь ты в Москву выступать?» Ей уж за семьдесят было, но, известно, бойкая. «Одна — ни-ни», — говорит. Он тогда и говорит: «Пожалуйста, и чтобы с дочерьми».

И как приехал он в Москву, ему капиталисты никакого ходу не давали. Там в жюри находились во-от с такими-то бородами, а он среди их сидит — мальчишка... Капиталисты его на смех поднимали: какую-то деревенскую бабу да чтоб в такой театр допустить! (Мы ведь в этом театре тоже выступали, теперь Дом Союзов называется.) Он так мучился, так мучился, но все-таки свое доказал! И вот как выступать он выходя — тен-пература три-дцать де-вять! Выходя, запевае «Соловей-со-ловьюшко» и скрылся за кулисы. Второй куплет запела Аринуш-ка — все в точкю идет, все — апладасменты, апладасменты.

У него тогда сердце стало отходить, у Пятницкого-то. Да-а... Теперя мужики-то с дудками как в лаптях-то пошли плясовать' по сцене, так все — апладасменты, чуть не «ура». Все были рады, как они все это сыграли, все как хорошо. Вот тут у Митрофана Ефимыча и тенпература прошла...

Русские газеты в апреле 1914 года писали: «Умерла'Ари-нушка, неподражаемая исполнительница крестьянских песен, последние три года выступавшая в концертах М. Е. Пятницкого. Напечатали в газетах несколько строчек да еще на родине отслужили панихиду — и песне конец... Вряд ли найдется исполнительница, которая сможет передать дух народной старины с такой правдивостью, музыкальностью и грустью, с какой передавала их Аринушка».

Нет, не «кончилась» песня на Аринушке. При нас пришла к Анне Андреевне «за песнями» девушка, новая участница хора. Может, быть и ей со временем запевалой, а пока стоит, слушает не шелохнется. Эпическая манера рассказа Андреевны тут же сменилась слегка поучающей, менторской. Очень ловко она переменила и тему:

— Запеть — не шутки. Мне

запеть — чтоб хор-то весь плыл за мной — очень даже трудно. Я ж запеваю не по бумажке, не по книжке, передо мной-то до-ре-ми-фа-соли-то нету... Это я дома изучаю и на спевках. До двенадцати и больше стою перед зеркалом и запеваю... Но волнения очень даже были. Начинаешь петь — мороз от пальчиков да прямо в голову. Думаешь: ну, волос поднимается, должно быть, и платок поднялся... Нет, не шутки запеть. Запеть — чтоб она каждому ли-лася в сердце...

...Автобус одолевает очередной холм, под нами черные пашни, побледневшие от инея луга, багряные, оранжевые, зеленые леса; местами буйство красок приглушено тенями облаков. День ка-кой-то стеклянный, звонкий; все воспринимается особенно остро, даже случайно оброненное в нашу сторону замечание попутчика:

— Эвон како у нас волнистое раздолье!..

В Верхнем Мамоне Петр Антонович впервые за всю поездку оставил магнитофон «у чужих людей» — местных песенниц, и потянул меня за Дон, в село Осетровку, к очередным «удивительным старикам».

Наталья Максимовна встречает нас радостно:

— Петь, значит, будем! — И приглядевшись внимательнее: — А что ж без машинки?

— Так ведь все у вас записал, — улыбается Макиенко. — Просто в гости приехал — посидеть, попеть, свидеться.

В дверях сарая показывается ее муж Александр Митрофано-вич. Здесь у него мастерская: на старости лет пристрастился хозяин... к игрушкам. Сначала на спор деревянную туфельку — пепельницу вырезал. Потом незатейливых куколок. А там и на большую работу замахнулся: выточил скульптуры героев произведений воронежского поэта И. Никитина. Он показал нам девицу за прялкой, мужика-пахаря с сохой.

— Ведь я не только для себя, для времяпровождения, значит, — нет! Вот детишки вырастут, прочтут — и не поймут: что за прялка такая? Они ведь ноне и лошадь забывать стали...

Еще он показал нам старинные музыкальные инструменты — жалейки, свирели. Старинные они по форме, а сработаны опять же им, Александром Митрофанови-чем. Владеет он ими в совершенстве: на пастушеской свирели, например, наигрывает мотив любой

знакомой песни. Демонстрируя жалейки, Семенов долго перебирал их, пригонял к бараньему рожку:

— Эта бунчива больно... А эта затыкована...

Не знаю, существуют ли такие термины, но для меня они были так же загадочны, как сами инструменты: жалейки видел как-то в музее, а свирель из чертополоха вообще встречаю впервые.

Самое золотое время наступает у Семеновых вечером, когда все дела сделаны. Перебрав фотографии пятерых детей, дюжины внуков и двух правнуков, Наталья Максимовна и Александр Митро-фанович запевают... Я спросил хозяина, что ему больше по душе — вытачивать фигурки героев Никитина или петь его песни?

— Дак ведь это все одно, — ответил он. — И там и здесь, как бы сказать, образ. Только по-разному с ним дело имеешь: тама — руками, здеся — голосом.

Дуэт Семеновых дает полную иллюзию хора: запевает хозяин, потом вступает Наталья Максимовна, не больше одной строки идут они вместе, и вот уже женский голос как бы вышивает звуковые узоры по канве основной мелодии; узоры эти сложны и разнообразны, иногда это повторение одного-двух слов, но слов «ударных», особо значащих, иногда — пронзительный, тянущийся на одной ноте звук, а то, кажется, на целую октаву поднимается или опускается второй голос. Нелегкая это роль: исполнитель ни на секунду не должен забывать о первом голосе, не смеет «забивать» слов песни, ее смысла. Иначе получится своеобразный фольклорный вариант «искусства для искусства» — от песни останутся одни узоры, и само исполнение превратится в мелодический аттракцион.

Замечаю, что здешние песни отличаются от всего, что мы слышали прежде. Тихо спрашиваю Антоныча, но он нетерпеливо отмахивается:

— Потом, потом... — И когда кончается песня, почти с обидой обращается к старикам: — Дру-ги мои, что же вы мне это раньше не напели?

— Дак ведь случай не выпал, — оправдываются хозяева.

— Придется завтра с магнитофоном возвратиться!

Поздно вечером, когда мы вернулись в Верхний Мамон, Макиенко спросил:

— Заметили, значит, что песни другие?

4*

51