Вокруг света 1976-08, страница 35

места на место самое тяжелое из груза канистры с бензином, помогали веслами. Наконец катер увяз настолько, что нам пришлось спускаться в воду и толкать его, толкать до тех пор, пока в глазах от напряжения не завертелись красные круги

Опасаясь, что катер может окончательно засосать трясина, мы продолжали таскать его по мелям, пока не наступила ночь. Затем делали то же самое следующий день.

Чтобы не утяжелять катер, на котором сказывался каждый лишний килограмм, мы взяли с собой мало еды. Скоро кончились продукты. Мокрые, голодные, еолу-замерзшие, мы взобрались на палубу, едва вытащив из вязкого ила сапоги. Катер уже прочнб стоял на мели. Дима в отчаянии уронил голову на штурвал, Володя отрешенно глядел в сторону кошек. Они поднимали над водой черные спины, и не было, казалось, им конца. Я, чтобы согреться, полез в спальный мешок. У меня был роскошный, лебяжьего пуха спальный мешок, легкий и теплый. Его дал мне Володя Зябкин, с которым когда-то мы ходили на Хан-Тенгри и пик Победы. В то неимоверно тяжелое, опасное восхождение мы устанавливали на семитысячниках 160-килограммовые осадкомеры. Однако сброшенные нам с вертолета продукты разбились и рассыпались, и неделю мы не видели ни крошки, а спустившись с ледника, ели траву. Тогда тоже можно было прийти в отчаяние. Но все семеро еще тесней сплачивались перед бедой. Мы знали, только в этом было спасение. И верили, что невзгоды кончатся, погибнуть в одиночку никто не даст и никто не позволит тебе потерять силу духа.

У нас же положение было несравнимо легче. В крайнем случае мы вышли бы к берегу, добрались до Харасавэя тундрой и там бы организовали спасение катера. Но то обстоятельство, что с первой же минуты путешествия наши отношения как-то не клеились, все время росла неприятная атмосфера и нагнеталось напряжение, здесь привело к полному разрыву. Я посоветовал оставить катер и идти, но Дима закричал, что никогда не бросит «Замору». Может быть, он был и прав, поднявшийся шторм мог бы разнести в щепки катер, сидящий на мели, но не в такой же форме надо было выражать свое несогласие.

...История арктических походов и зимовок знает много примеров.

когда теснота, изоляция, суровая обстановка, ощущение постоянной опасности, тоска по дому и близким объединяли людей, когда неожиданное проявление доброты и душевной ласковости, по выражению Ричарда Берда, в самые трудные дни, когда человек чувствовал себя особенно утомленным и унылым, озаряло окружающий мрак лучами теплоты и света.

Знает история и другое. Те же самые условия, наоборот, разъединяли людей, приводили к постоянным стычкам, конфликтам, трагедиям. Так было с экипажем «Поляр иса», так было в экспедиции лейтенанта Грили на Земле Элсмира, так случилось с Фритьофом Нансеном и его другом Иогансе-ном, когда они прдбйвалйсь на лыжах к полюсу и к концу этого тяжелого, почти полуторалетнего пути перестали разговаривать.

В июльском номере «Вокруг света» прошлого года поднималась проблема психологической совместимости, приспособляемости людей в экспедиции. Да, человек не серийный робот. В самом прекрасном характере имеются зазубринки, которые приятны именно своей неповторимостью. В обычных условиях им можно только радоваться. Но вот условия стали крайними — трудно, опасно, тесно, тоскливо, зазубринки принимаются цепляться одна за другую, и механизм общения начинает заедать. И счастье, если этот механизм не развалится — на гребне ли океанской волны, на последнем ли перевале или на таких вот чертовых Шараповых кошках...

Наконец, оставив Володю на катере, мы с Димой разошлись в разные стороны искать более глубокое место, но всюду вода едва доставала колен. Оставалась надежда на прибой, в Шараповых кошках совсем незначительный.

К следующей ночи мы решили* как можно больше облегчить катер. Володя надул спасательную лодку, мы сгрузили в нее все вещи: кино- и фотоаппараты, ружья, патроны, бензин, парус, запасные детали к мотору, инструмент, впряглись в лямки и пошли к берегу. До него было километра три. Однако резиновая лодка где-то выпускала воздух и скоро села на мель. Пришлось перетаскивать вещи на себе, скользя и барахтаясь в грязи.

Низкий, в соляных лишаях берег раскис от дождей. Мы поставили канистры, на них положили рюкзаки и пошли за новым грузом. Дима же пытался снять с ме

ли катер, разрывая мотор на полных оборотах. Сделали несколько ходок, окончательно выбившись из сил. Володя пошел ночевать на катер. Я нашел несколько щепок, выброшенных морем, облил бензином, разжег костерок и протянул к огню окоченевшие руки.

Потом костерок потух, задушенный влагой. Я лег в лодку, с головой накрывшись парусом. От перенапряжения сон не шел. Поддувал ветер и леденил тело, приходилось вертеться, чтобы не замерзнуть совсем.

Когда начал брезжить рассвет, я увидел возвышенность, которая обрывистым мысом выдавалась в море. Пошел туда. В земле торчал шест, а вокруг валялось множество побелевших от времени оленьих костей. Это было место древних жертвоприношений. Отсюда, с высоты, и к северу, и к югу, виднелись такие же мысы, а впереди, * до самого горизонта, тянулись черные кошки.

В тундре поблескивало много озер. Я вернулся за ружьем в надежде подстрелить утку. Но подойти незамеченным было трудно, птицы с заполошным криком поднимались, едва завидев человека. Надо подбираться к ним только по-пластунски. Изрядно вымокнул. Все же мне удалось подстрелить двух уток. На берегу набрал плавника, разжег большой костер, уток ощипал и бросил в котел.

Мы впервые за трое суток поели. После еды на некоторое время воцарился мир. Договорились сосредоточить все вещи у мыса, перетащив их из мокрой низины, а самим налегке все же пробиваться к Харасавэю. Дима с Володей ушли к катеру, чтобы снять с него даже спальные мешки. Я же начал перетаскивать груз к мысу, складывая его на бревна плавника.

В одну из ходок встретил пес ца. Очевидно, здесь была его территория. Он ошалело уставился на меня — облезлый, на тонких лапах, с куцым, тонким хвостом и маленькими стоячими ушами. Встречи с человеком он никак не ожидал. В то же время его мучил голод, утолить который могло только море. Несколько минут, не шевелясь, мы стояли друг перед другом. Шансы песца прорваться к заливу были явно не в его пользу. Сердито тявкнув, он отбежал в тундру метров на сто и оттуда долго наблюдал за моей работой. Так и не дождавшись, когда я уйду совсем, песец скрылся.

Прибой чуть-чуть приподнял облегченный катер. Его удалось

3 «Вокруг света» № 8

зз