Вокруг света 1976-12, страница 18

Вокруг света 1976-12, страница 18

рот, через которые виднелись новенькие здания американского и французского «культурных центров», где были тогда и богатые библиотеки, и множество квалифицированных преподавателей. Могла ли противостоять конкуренции заморских «просветителей» молоденькая учительница Донкан, у которой на целый класс имелось всего несколько потертых букварей?

В министерстве информации и пропаганды нового правительства случай свел меня однажды с учителем Анандой Сойпасой, приехавшим в столицу с севера, из Луанг-пхабанга. Человек нелегкой судьбы, патриот-интеллигент, Сойпаса жил ощущением необыкновенных возможностей, открывшихся перед молодым поколением лаосцев бывшей вьентьянской зоны.

— В конце шестидесятых годов, — рассказывал он, легким движением пальцев теребя мягкую «мушкетерскую» бородку, — я не знал, куда приложить силы, не знал, нужен ли я вообще своей стране, хотя в кармане у меня лежал сорбоннский диплом. Конечно, я мог с успехом устроиться на службу во вьентьянской администрации или в отделении какой-ни-будь западной компании, и материально мое будущее было бы обеспечено. Но разве можно было жить в этом призрачном спокойствии, когда каждые девять из десяти моих соотечественников оставались неграмотными, прозябали в нищете, грязи и болезнях...

В 1969 году, завершив учебу во Франции, Сойпаса должен был решить вопрос, который ставили себе тогда все без исключения молодые лаосцы, получавшие образование за границей: куда возвращаться — во Вьентьян или в освобожденную зону? Два его старших брата уже работали в районах, контролировавшихся Патриотическим фронтом. Один вскоре погиб от американской бомбы. О смерти второго трижды приходили известия, но все они, к счастью, оказались ложными.

— После долгих размышлений я выбрал для себя несколько иной путь. Его можно было бы назвать на первый взгляд третьим. Но это все-таки был путь моих братьев...

В 1970 году молодой учитель приезжает из Парижа во Вьентьян. Оттуда через некоторое время он направляется на север, в местечко Нампуи, недалеко от Луанг-пхабанга, где собралось большое количеству беженцев, согнанных с родных пепелищ войной. Мотоцикл «хонда», несколько

книг, кое-что из одежды — вот и все его тогдашнее имущество. Свернув с шоссе, шесть часов тащил он на себе мотоцикл через горные перевалы. Усталый, пропыленный, он обращается к старейшинам лагеря беженцев с предложением открыть школу для детей. Но когда людям нечего есть, тут не до наук. И, пожив несколько дней среди лишенных крова и средств к существованию людей, Сойпаса предложил им отчаянный план: перебираться в долину неподалеку от Сайнябули, где пустуют пригодные для риса земли. Три дня старейшины согласно обычаю советовались в построенной на отшибе хижине с духами — идти или**«№^в-новые места.

— Не знаю, что сказал этим старикам их внутренний голос. Но мне они поверили... Может быть, потому, что им грозила голодная смерть.

Триста человек валили лес в джунглях й строили огромные пироги. И однажды туманным утром возле Луангпхабанга, почти рядом с тем местом, где швартовались боевые катера вьентьянской армии, пристала флотилия пирог. Она высадила на забросанные мусором берега Меконга шумный «десант» — изможденных мужчин, женщин и детей под предводительством совсем еще молодого человека с мушкетерской бородкой. Сойпаса распределил людей по шалашам, а затем они погнали оставшихся у беженцев двадцать свиней на городской рынок. Цены в городе на мясо оставались высокими, а на те деньги, что можно было выручить за двадцать свиней, в соседних деревнях можно будет купить сотню поросят. Там же, в Луангпхабанге, пошел в продажу и мотоцикл Сойпасы. На вырученные за «хонду» кипы купили гвозди, котлы и кое-какие сельскохозяйственные орудия.

Четыре недели спустя беженцы, выведенные выпускником Сорбонны в плодородную долину, уже строили деревни в провинции Сайнябули. С самовольствующих крестьян какой спрос? А вот Сойпасу забрала полиция. Сельчане готовы были прогнать солдат, но Сойпаса уговорил их вести себя мирно. Допрашивал его сам начальник контрразведки в Сайнябули:

— Зачем ты привел этих людей сюда, где и без них партизан хватает? Есть у тебя официальное разрешение на это? Ты знаешь, что и за меньшее можно упечь любого за решетку.

С самого начала нашего разговора в министерстве информации и пропаганды привлекала меня в

Сойпасе спокойная и размеренная уверенность в своих словах и правоте своего дела. Представляю себе, какое раздражение могла такая манера разговора ^ вызвать у издерганного полицейского начальства. Но, вероятно, твердый характер помог и выстоять.

— Если вы сами не можете или не хотите оказать помощь людям, которые в ней нуждаются и которых вы превратили в беженцев, так хоть мне не мешайте в этом деле, — заявил жандарму Сойпаса.

И его оставили в покое. Не ре-шллись тронуть. Шел 1973 год. Полицейский держал нос по ветру.

.....Есть во Вьентьяне улицы, где

с наступлением быстрой тропической ночи почти не зажигают фонарей или горят они вполнакала. Мы чертовски устали с Сойпасой, вытягивая на руках наш «рено» из глубокой канавы возле рынка, в которую провалились передние колеса машины. Подошедшие парни в рваных футболках, державшие поблизости небольшой ресторанчик «Счастье», помогли нам. Чтобы дать им заработать, мы уселись за один из двух столщшв прямо под открытым небом. Острый запах рисовой лапши с побегами молодого бамбука, невероятно перченной и горячей, заполнил всю улочку. И тут я заметил, как медленно, явно сдерживая себя, ел мой спутник предложенное скромное угощение. Он был голоден и не хотел, чтобы я догадался об этом. Служащие революционной администрации получали свою зарплату еще очень нерегулярно.

— Деревенским детям в школе я старался привить прежде всего чувство справедливости и любви к своей родине, — сказал задумчиво Сойпаса. — Сейчас получаю от них письма. Спрашивают, когда вернусь к ним. А меня загрузили работой здесь, во Вьентьяне. Ведь многие бывшие чиновники, так много говорившие о своем патриотизме, предпочли эмиграцию, едва прекратилась американская помощь. А ведь подлинный интеллигент-патриот — часть своего народа и должен оставаться всегда с ним, особенно в тяжелую и полную лишений годину перестройки... Время сейчас требует большего, чем просто служение делу.

...Прошел патруль и, хотя было за полночь, когда все должно закрываться, после проверки документов ничего нам не сказал. Высоко в небе мерцали звезды. Вдали, в конце пустынной авеню Лангсанг, угадывался силуэт монумента Анусавари.

Вьентьян — Москва

16